Бывает, конечно, что битый волк с умыслом
прикидывается дилетантом -но, здесь - Мазур мог прозакладывать голову- таким
вариантом и не пахло.
В заключение штабс-капитан, упорно именуя Мазура "тварью" и
"большевистской мордой", снял у него отпечатки пальцев - умело и быстро. И
махнул на дверь в смежную комнату:
- Туда ступай, морда.
За дверью оказался неплохо оборудованный врачебный кабинет- вот только
врач согласно местной традиции, с которой Мазур уже стал помаленьку
свыкаться, был опять-таки словно бы позаимствован из дореволюционных времен:
в черной тройке старинного покроя, стоячем воротничке с загнутыми углами,
при темно-красном галстуке в белый горошек, золотом пенсне на черном шнурке
и чеховской бородке. Эскулап оказался полной противоположностью
соседу-штабсу - он расспрашивал Мазура о здоровье деликатно и благодушно,
именуя, как водилось в прежние времена, "сударем" и "батенькой", а один раз
- "милостивым государем". Выслушал и измерил давление- как бы и не замечая
тяжелой колодки на шее пациента. Мазур, ободренный его интеллигентнейшим
видом и мягкостью, попытался было задать самый невинный вопрос, но доктор со
столь великолепной небрежностью пропустил его мимо ушей, что было ясно:
кроме клятвы Гиппократа, на нем висит еще некая неизвестная присяга, и
искать в нем сочувствующую душу бесполезно.
- Ну что же, батенька,-сказал врач удовлетворенно,- здоровье у вас
великолепное, даже завидую чуточку. В легких чуточку похрипывает, но это не
опасно...- и чуть повысил голос: - Ну, давайте!
Кто-то, во все время осмотра молчаливо торчавший за спиной- его
присутствие угадывалось лишь по тихому дыханию и легкому запаху одеколона-
моментально навалился сзади, одной рукой ухватил колодку, другой прижал
Мазуру к лицу мягкую тряпку, пряно и льдисто пахнущую эфиром. Не успев
толком дернуться, Мазур провалился в забытье.
...Похоже, из беспамятства его вывела щекочущая боль в груди, похожая на
комариное покусывание. Как он ни дергался, не мог даже пошевелиться. В
голове шумело. Эскулап, на сей раз в накрахмаленном халате, склонился над
ним, касаясь кожи на груди чем-то щекочущим и покалывающим. Мазур был
прямо-таки прикреплен к какой-то твердой лежанке - на локтях, на запястьях,
на пояснице, на бедрах, щиколотках, повсюду чувствовались веревки и ремни,
он лежал на спине, прихваченный очередным ремнем под горло. Попробовал было
открыть рот - и сразу же ощутил твердый край ремня подбородком.
Эскулап бросил на него беглый взгляд. Голос звучал по-прежнему мягко и
душевно:
- Не дергайтесь, батенька, работать вы мне, конечно, не помешаете, но вот
себе доставите неудобства...
- Что вы там делаете? - спросил Мазур, превозмогая боль в горле из-за
давившего на кадык ремня.
- Ничего страшного, милостивый государь. |