|
.. Колодку с него сняли перед дверью. Перед этим Кузьмич отошел к выходу в компании вооруженного автоматом Мишани и предупредил оттуда: - Сокол ясный, не озоруй. У нас эти заграничные штучки с заложниками не проходят- потому что, скажу тебе со всей печалью, ребятки и меня изрешетят, если я к тебе в заложники попаду. По-моему же строгому приказу - ибо человек я уже старенький, и не в пример лучше сразу отправиться на тот свет от своей же пули. При этом раскладе я на небо прямиком отправлюсь- а в заложниках побывавши, хозяина разгневаю, что меня к небесам не приблизит, зато земную жизнь опаскудит чрезмерно... Мазур, несмотря на ключом клокотавшую в нем злость, не удержался и фыркнул: - А ты уверен, старинушка, что на небеса попадешь? Может, тебе местечко этажом пониже приготовлено? Где жарковато, а обслуга мохнатая и суетливая? - Типун тебе на язык,- серьезно сказал Кузьмич, широко перекрестившись.- Это за что же это ты мне сулишь такие богомерзкие страхи? - За твои забавы, старче...- сказал Мазур.- За что ж еще? - Потешил, сокол. Потешил- без улыбки сказал Кузьмич.- Забавы мои бога не гневят, не стращай. - А что там сказано насчет ближнего твоего? - Так это ж - насчет ближнего,- сказал Кузьмич так, словно растолковывал малому несмышленышу самые очевидные вещи.- А какой ты мне ближний, сокол? Что-то я у тебя не заметил рвения к истинной вере... - Я, между прочим, крещеный,- сказал Мазур. - В церкви? - Где же еще. В православной. - В никонианской, сокол- мягко поправил Кузьмич.- В никонианском мерзостном капище. А отсюда вытекает, что ты мне не ближний - самый что ни на есть дальний, прости, Господи, за игру словесами... Какой же ты мне ближний, если у никониан вместо души- пар смердючий? - он смотрел на Мазура просветленным и яростным взором фанатика.- Как у собаки - только собака дом сторожит, и от нее польза, а никонианин бытием своим пакостит божий мир... Иди в горницу с глаз моих, пока я не рассердился. Ишь ты, тварь! - впервые Мазур видел его по-настоящему закипевшим- В ближние он лезет... Щепотник чертов... Войдя в камеру, Мазур не обнаружил там Ольги- допрос, конечно... Лег на спину, закурил. Окинул себя взглядом. На безымянном пальце левой руки - цифры. 1979. Если это дата, семьдесят девятый год для Мазура ничем не примечателен, поскольку прошел в относительном безделье - проще говоря, он весь этот год безвыездно просидел в Союзе, натаскивая молодняк, и никому не резал глотку за рубежами великой родины... На безымянном пальце правой- змея в короне, обвившая кинжал. На среднем- пять точек: четыре расположены квадратом, а пятая - внутри. Меж запястьем и локтем правой- череп в заштрихованном прямоугольнике с диагональными светлыми полосами. И, наконец, на груди- заходящее солнце с длинными и короткими лучами, причем те и другие чередуются без всякой симметрии и последовательности. Ничего похожего на татуировки толстяка- у того совершенно другие, и на груди, и на плече, и на пальцах. |
