Они принялись за еду, сидя на сосновой скамье у стола, прибитого к стене. Как и все в хижине, стол был рубленый, но прямой и крепкий. Рой сколачивал его на годы. Он выстроил хижину так прочно, что Самсон уверял, что это он себе сколотил гроб. Но для хижины она была достаточно велика — двадцать футов на восемнадцать, и без единой щели. Кроме стола, в ней было две койки, голова к голове; в одном конце, у двери маленький столик с умывальным тазом, кладовка, ящик с добром Роя под окном и небольшая железная печка. Все было сделано основательно: пол прочный, бревенчатый, без перекосов и прогибов, крыша толевая, четыре окна. В одном углу до самой крыши были сложены березовые чурки, и Рой, на минуту оторвавшись от еды, подбросил несколько чурок в печку.

Стало жарко, Самсон вскочил и распахнул дверь.

— Тут с тобой задохнешься! — закричал он.

— Снеговик Самсон! — пожаловался Рой. — Ты еще когда-нибудь до смерти замерзнешь. Вероятнее всего, у себя в хижине.

В противоположность хижине Роя, у Самсона была убогая, сквозная хибарка. Самсон намеренно держал ее в таком состоянии. Скотти, который делил с ним хижину, находил, что зимой в ней совершенно невыносимо, но Скотти никогда не жаловался, потому что, по его убеждениям, он должен был считаться с правами другого. Оба страдали от этого, но Рой знал, что оба довольны тем, как и почему страдают.

— Как это ты не задохнулся в своем танке на фронте? — сказал Рой Самсону. — Ты, должно быть, буравил дырочки в броне, чтобы дышать свежим воздухом.

— Когда становилось жарко, — сказал Скотти, — он выпрыгивал и бежал рядом.

Фронтовые дела было единственное, чем Скотти и Самсон друг друга поддразнивали. Они вместе пошли на фронт и служили на одном танке, так же как сейчас жили в одной хижине. Они дрались у Арнгема, освобождали Данию, переправлялись через Рейн, а потом возвратились домой, к охоте; один еще более загрубелый, другой с идеями. Между собой они сохраняли мир тем, что никогда не спорили, хотя Рой за последние два года много раз пытался стравить их. Друг к другу они относились уважительно, разве что когда спорили о военных делах, но и тогда в их перекорах не было едкости, вовсе нет.

— Знаешь, я уже почти достроил хижину в заповеднике, — спокойно заявил Мэррей, отставив свою оловянную тарелку и облокотившись о стол.

— Тебе бы лучше не рассказывать об этом в присутствии таких законопослушных граждан, — заметил Рой, наливая всем по большой кружке кофе.

— А я думал всех вас пригласить туда с собой, — сказал Мэррей.

— Зел уже приглашал меня, — отозвался Рой.

— А как вы двое? — спросил Мэррей остальных.

— Там норка водится? — спросил Самсон.

— Чего только там не водится, — ответил Мэррей. — Всего на всех хватит. Там можно наловить столько, что на много лет вперед хватит, особенно бобра. Нигде не видел столько бобровых хаток. Рой.

— Так как же, Самсон? — осведомился Рой. — Пойдешь туда?

— А ты? — спросил Самсон.

— Может быть, — поддразнил его Рой. — Особенно если ты пойдешь.

Скотти знал, что Рой может подстрекнуть Самсона на любое, самое безрассудное предприятие. В прошлом году, перед самым ледоставом, он поспорил с Самсоном на пятьдесят долларов, что тот не переплывет озера. Самсон переплыл, но после этого едва выжил. Теперь Рой подзуживал Самсона на затею, еще более смехотворную и опасную, и Скотти ждал беды.

— Если вы, ребята, вздумали стать миллионерами, — сказал он, — почему бы вам не ограбить банк? Ничуть не рискованнее, чем охотиться в заповеднике.