Прунелла сердито посмотрела на него, думая, что сказанное им и дерзко, и неуместно. Затем, заметив огонек в его глазах, она поняла, что граф дразнит ее, и она не должна позволять себя провоцировать и вести по-детски.

— Нанетт заставила меня понять, что я деревенская мышь, милорд.

— Если это и так, то у этой мышки прекрасный вкус, — сказал граф.

Прунелла взглянула на него с удивлением, думая, что он говорит о ее платье, но он спокойно добавил:

— Я счел, что будет уместно расположиться сегодня в этой комнате, с учетом того, сколько вы сделали, чтобы привести ее в надлежащий вид.

Прунелла не ожидала услышать ничего подобного. Она смотрела вокруг, думая, что он осуждает ее за то, что она истратила на одну комнату столько денег, которые он вряд ли когда-нибудь сможет вернуть. Затрудняясь в выборе слов, Прунелла ответила:

— Я думала, что этот зал... Он один из самых красивых среди созданных Иниго Джонсом... Этот зал... Он принадлежит не только Уинслоу-холлу, милорд, он принадлежит потомкам.

— Вы, наверное, правы, Прунелла, но в данный момент я очень рад, что он принадлежит именно мне. В голосе графа явственно слышалась искренность, но Прунелла не смогла ответить ему, так как именно в этот момент Паско оторвался от Нанетт, которая продолжала что-то горячо ему говорить, и обратился к ней:

— Прошу прощения, мисс Прунелла, что прерываю ваш разговор, но мне не терпится поздороваться с вами. Очень приятно снова видеть вас.

— Благодарю вас, — сказала Прунелла, но заметно было, как она напряглась при его приближении, и тон ее был холоден.

— Поскольку сегодня мы празднуем «возвращение блудного сына», — сказал граф, — я предлагаю выпить шампанского в мою честь.

Как только он произнес это, в зале появился слуга-индиец с серебряным подносом, на котором стояло серебряное ведерко с бутылкой шампанского.

Когда каждый получил бокал с пенящимся вином, граф провозгласил:

—За Уинслоу-холл! И за ангела-хранителя, который берег его до моего возвращения и которому я бесконечно благодарен!

Этот тост явился для Прунеллы полной неожиданностью, она почувствовала, как кровь прилила к ее щекам, когда все пили за нее. В разговор вступила Нанетт:

— Видишь, Прунелла, все потраченное тобой на Уинслоу-холл время и усилия оценены по достоинству. Не правда ли, милорд?

— Я действительно очень благодарен мисс Прунелле, — ответил граф, — и каждый день обнаруживаю все новые проявления щедрости вашей сестры.

Прунелла снова покраснела, так как испугалась, что графа раздражают эти доказательства ее постоянного вмешательства в его дела, и, чтобы сменить тему, девушка обратилась к Паско в более доброжелательном тоне, чем прежде:

— Узнали ли вы своего дядю, которого не видели столько лет?

— Конечно, я узнал его! — ответил Паско. — Как я мог забыть человека, который всегда казался мне настоящим героем и о котором все вокруг говорили с таким восхищением?

— Напротив, Прунелла скажет вам, что обо мне говорили с ужасом, — заметил граф.

— Только потому, что им было не о чем больше говорить! — поспешно сказала Прунелла. — А теперь, когда вы возвратились домой, вам будет совсем нетрудно завоевать хорошую репутацию, и прошлое будет забыто.

Граф засмеялся:

— Вы меня очень ободрили, Прунелла, и я обращусь к вам, чтобы вы помогли мне вступить на праведный путь, что, должно быть, непросто для блудного сына.

— Мы вам поможем, — сказала Нанетт с улыбкой. — Правда, Паско? Говоря это, она протянула ему руку, и он нежно взял ее в свои.