— Вы очень добры, милорд, но я здесь... совершенно... счастлива... Благодарю вас.

— Я думаю, это неправда, — сказал граф, — но раз вы так гостеприимны, я не отказался бы от бокала хереса.

Прунелла немного пришла в себя.

— Прошу   прощения, —   извинилась она. — Я сама должна была бы предложить вам что-нибудь из напитков, но я очень удивилась, увидев вас.

— Вы  считали,  что  я   в  Уинслоу-холле? — спросил граф.

— Да, конечно! Я думала, что у вас слишком много дел и вы не сможете оставить поместье.

— Я пришел к выводу, что не смогу справиться со своими делами, когда вас нет рядом, чтобы помогать мне.

Граф заметил, что глаза Прунеллы радостно блеснули, затем она сказала:

— Я сомневаюсь, что это... правда.

— Уверяю вас, это чистая правда. Мне не хватало вас, Прунелла, но я достаточно наблюдателен и могу сказать, что вы также скучали по мне, а вернее, по моему дому.

Прунелла отвернулась и позвонила в колокольчик, затем села в кресло и указала рукой на другое, стоящее рядом:

— Не угодно ли присесть, милорд?

— Благодарю вас.

Граф удобно устроился в кресле, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу, и Прунелла заметила, что он чувствует себя совершенно свободно, в то время как она без всяких на то причин отчего-то напряжена и беспокойна. На звонок пришел слуга, и она заказала херес для графа и мадеру для себя.

— Хватит ли у вас решимости забыть об условностях и поужинать со мной? — обратился к ней граф.

— А это не будет... неправильно? — спросила Прунелла.

Граф понял, что девушка действительно не знает ответа на этот вопрос, и сказал:

— Не то чтобы «неправильно», но слегка неблагоразумно. К сожалению, я не знаю никого, кто мог бы присоединиться к нам в этот поздний час, поэтому я предлагаю сначала отправиться в Королевский театр на Друри-лейн, в котором я уже заказал ложу, а затем поужинать в каком-нибудь тихом месте, где мы могли бы спокойно поговорить. Все это показалось Прунелле таким соблазнительным, особенно по сравнению с перспективой провести скучный вечер в отеле, и ей захотелось сразу же ответить, что она только об этом и мечтала. Однако девушка сдержанно сказала:

— Очень любезно с вашей стороны, милорд, что вы подумали обо мне, когда так много старых друзей ожидает встречи с вами после вашего возвращения в Англию после такого долгого... отсутствия.

— Вы осуждаете меня?

— Нет, конечно, нет!

— Я же слышал напряжение в вашем голосе, когда вы говорили о моем долгом отсутствии. Мне уже так надоело извиняться и ссылаться на войну, что, может быть, нужно наконец сказать откровенно, что у меня были более важные дела, чем заниматься приходящим в запустение хозяйством и играть роль, как Паско это называет, «блудного сына».

— Для него, по крайней мере, закололи жирного тельца, — сказала Прунелла, не думая, что говорит.

И она тут же пожалела о сказанном, потому что граф неожиданно рассмеялся.

— Вы совершенно правы, Прунелла, теперь не осталось никого, чтобы заколоть тельца, жирного или какого-нибудь еще, кроме вас самих.

Наступило молчание, затем Прунелла сказала:

— Я не хотела, милорд, говорить так, как будто я постоянно... не одобряю ваши поступки. Мы с вами обещали помогать друг другу, но я не уверена, что вы держите свое обещание.

— Это покажет время, — ответил граф,

но для Прунеллы осталось непонятным, что это должно было означать.

Когда принесли херес, она заметила, что граф сделал всего один небольшой глоток, и решила, что он попросил вина лишь для того, чтобы указать на ее негостеприимное поведение.