— Я даже не представляла, что мужчины могут чувствовать что-либо подобное, — призналась Прунелла.

— Мне кажется, вы считали, что мужчины всегда сильные, всемогущие, властные — именно так ребенок представляет себе отца, — улыбнулся граф. — Но вы должны понять, что они могут быть слабыми, чего-то бояться и очень нуждаются в ласке.

Слова графа так поразили Прунеллу, что она смотрела на него, широко раскрыв глаза.

— Подумайте немного, и вы поймете, что я прав. Ваш отец был властным человеком, как и мой, и я отчаянно сопротивлялся его тирании.

На его губах появилась грустная улыбка.

— Теперь я понял, что отец был человеком, разочарованным в жизни, который все время пытался показать свою твердость и играть роль героя-завоевателя, которым он никогда в действительности не был.

— Я никогда не думала ничего подобного о нем или о своем отце, — сказала Прунелла.

То, что она услышала сейчас, стало для нее откровением, но ей казалось, что граф скорее всего прав. Его отец всегда пытался настоять на своем, неважно, прав он был или нет, и распоряжаться жизнью всех окружающих его людей. Граф наблюдал за выражением ее лица и после недолгого молчания добавил:

— Я вижу, что вы начинаете понимать. А теперь подумайте о себе и о своих собственных реакциях.

Застигнутая врасплох, Прунелла неожиданно вспомнила сцену из прошлого: ее мать, такая молодая и красивая, с кудрявыми волосами и голубыми глазами, смеется и играет на залитой солнцем лужайке с ней и маленькой Нанетт. Затем мать, взяв девочек за руки, направилась по дорожке между деревьев к озеру за лилиями, но вдруг неожиданно появился отец, идущий им навстречу, тяжело опираясь на свою трость. Прунелла совершенно точно вспомнила, как внезапно наступило молчание, они с матерью резко остановились, Нанетт, которая только училась ходить, села на траву. Мать подошла к отцу и сказала, пытаясь поправить непослушные пряди волос, выбившиеся из прически:

— Я играла с девочками, — и ее голос почему-то слегка дрожал.

— Я это вижу, — отвечал сэр Родерик. — Вы нужны мне, Люси. Прошу вас вернуться со мной в дом.

— Да, конечно, Родерик.

Голос матери звучал кротко и покорно. Она повернулась к Прунелле:

— Беги к Чарити, дорогая, и возьми с собой Нанетт.

— Но, мама, ты обещала с нами поиграть! — закапризничала Прунелла.

— Я нужна папе, дочка. Попозже я приду к вам в детскую.

И мама замедленным шагом пошла рядом с отцом, который уже тогда передвигался с большим трудом.

Это воспоминание детства было таким Живым и неожиданно принесло боль. Прунелла почти сердито сказала графу:

— Мы углубились в прошлое, но какая же от этого польза? Ведь невозможно изменить то, что уже прошло.

— Конечно, невозможно. Но не нужно жить в тени, отбрасываемой прошлым. Нужно освободиться и выйти на солнце.

— И вы хотите, чтобы я это сделала?

— Да, — сказал граф. — Вместе со мной, Прунелла!

Ее глаза расширились от удивления.

Она смотрела на него, ожидая объяснений, но выражение его глаз заставило ее похолодеть. Прунелла понимала, что происходит, но внезапно сердце сильно забилось, и ее охватило незнакомое чувство. Именно это она чувствовала, слушая Эдмонда Кина, говорящего о своей любви в роли Отелло, но сейчас ощущение было более сильным.

— Я.. не понимаю... что вы... говорите, — прошептала она.

— Я думаю, что вы понимаете, — нежной сказал граф. — Видите ли, Прунелла, я очень долго искал вас.

— Я... не понимаю...

У Прунеллы появилось странное ощущение: хотя граф не двигался, он стал каким-то непонятным образом ближе к ней.