Джон Норман. Охотники ГораГор - 8
1 РИММ - Не по душе мне твое путешествие на север, - глядя на меня поверх игральной доски, сказал Самос. Я сделал вид, что поглощен разыгрываемой комбинацией. Взял своего тарнсмена убара и переставил к убару-книжнику, на шестую клетку. - Это опасно. - В голосе Самоса чувствовалась искренняя забота. - Твой ход, - напомнил я, возвращая его к игре. Он передвинул лучника к убару, на четвертую клетку, создав угрозу моему тарнсмену. - Мы не хотим, чтобы ты подвергал себя опасности. - Губы Самоса слегка тронула улыбка. - Мы? - удивился я. - Да, - ответил Самос. - Царствующие Жрецы и я. - Я больше не состою на службе у Царствующих Жрецов, - напомнил я. - Ах да, - заметил Самос и, указав на доску, добавил: - Ну, тогда защищай своего тарнсмена. Мы сидели в центральном зале дома Самоса - громадном помещении с галереями и высокими узкими окнами. Было далеко за полночь. Комнату освещали чадящие факелы, один из которых висел прямо у меня над головой. Пламя его колыхалось под легким дуновением ветерка, и в такт ему качались тени от красных и желтых фигур на доске, отчего казалось, что они тоже потихоньку движутся. Мы сидели, скрестив под собой ноги, прямо на полу, на массивных каменных плитах, склонившись над стоящей между нами игральной доской. Справа от меня время от времени раздавался мелодичный перезвон колокольчиков, прикрепленных к левой щиколотке молодой рабыни. Самос был облачен в традиционное желто-синее одеяние рабовладельца. Он и в самом деле считался самым крупным работорговцем в Порт-Каре и был первым, старшим капитаном в городском Совете Капитанов, превратившемся после низложения четырех убаров в высший руководящий орган Порт-Кара. Я, Боск, глава дома Боска в Порт-Каре, также входил в Городской Совет. На мне было белое, отделанное золотой нитью одеяние из тонкой уртовой шерсти, доставленной из далекого Ара. Но под этой обычной одеждой торговца я носил алую тунику воина. В углу комнаты стоял на коленях широкоплечий человек могучего телосложения. Его запястья были стянуты за спиной наручниками, цепь от которых тянулась к ножным кандалам. По бокам от него с обнаженными мечами в руках возвышались два стражника. Несколько недель назад на голове человека, ото лба до затылка, выбрили полосу в два дюйма шириной. Сейчас его волосы отросли, и выбритая полоса уже не так бросалась в глаза. К тому же ее немного скрывала оставшаяся нетронутой густая черная шевелюра. Человека еще не заклеймили. Но это был раб. Об этом свидетельствовал ошейник на его горле. Рядом с игральной доской опустилась на колени девушка. Ее тело едва прикрывал клочок прозрачного алого шелка. Она носила снимающийся ошейник, покрытый светло-желтой эмалью. Черные глаза призывно мерцали в тусклом отблеске факелов. Она была красива и знала об этом. - Могу я чем-нибудь служить, хозяева? - низким грудным голосом спросила девушка. - Паги, - бросил Самос, не отрываясь от доски. - И мне, - ответил я. С тонким перезвоном колокольчиков она удалилась. Я проводил ее взглядом. Мимо стоящего на коленях, скованного цепями мужчины она прошествовала типичной походкой рабыни, желающей привлечь к себе внимание: высоко подняв голову и плавно покачивая бедрами. В глазах человека сверкнула ярость. |
