На лице его появилось выражение ужаса. Джонни был уже очень близко. На каждом шагу он ревел, как подстреленный лев, плечи его уже напряглись, готовясь к удару, губы оттянулись назад в пародии на улыбку.
Бенедикт Ван дер Бил опустился на колени и закрыл лицо руками, прижимаясь к зеленому газону.
Джонни, не останавливаясь, пролетел мимо него, легко нагнувшись на бегу за мячом.
Когда Бенедикт отвел руки от лица и, все еще стоя на коленях, поднял голову, Джонни стоял в десяти ярдах от него между столбами ворот и смотрел на него. Потом медленно положил мяч на землю, чтобы формально обозначить тачдаун.
И тут, будто сговорившись, Джонни и Бенедикт посмотрели на главную трибуну. Они видели, как Старик встал и медленно начал пробираться сквозь возбужденную толпу к выходу.
На следующий день после матча Джонни отправился в пустыню.
Он услышал звук приближающегося джипа, потом шаги. Джонни выпрямился и потер руками болящие мышцы спины.
На краю траншеи стоял Старик и смотрел на него. В его руке была сложенная газета. Впервые за все эти годы Джонни видел его так близко, и его поразила перемена в Старике. Густые волосы побелели, лицо стало морщинистым, как у мастифа, а большой крючковатый нос выделялся, как скала. Но в его теле не было следов старости, а глаза сохранили загадочную холодную голубизну.
Он бросил в траншею газету, Джонни поймал ее, по-прежнему глядя на Старика.
— Прочти! — сказал Старик.
Газета была сложена так, что выделялся крупный заголовок:
СОБАКА ДЖАГ В КОМАНДЕ. ВАН ДЕР БИЛ НЕ ВКЛЮЧЕН.
Джонни почувствовал блаженство, будто погрузился в прекрасный горный ручей. Он в составе сборной и скоро наденет зелено-золотую форму с изображением газели…
Гордый и счастливый, с непокрытой головой, он стоял на солнцепеке и ждал слов Старика.
— Прими решение, — негромко сказал Старик. — Будешь играть в регби — или работать в «Ван дер Бил Дайамондз». Делать то и другое нельзя. — Он подошел к своему джипу и уехал.
Джонни послал телеграмму об отказе от участия в команде самому доктору лично. В национальной прессе поднялась буря гневных протестов и оскорблений, Джонни получил сотни ядовитых писем, его обвиняли в трусости, предательстве и еще худших грехах. Он радовался своему одиночеству в убежище пустыни.
Его товарищами в пустыне были люди племени овамбо с севера и несколько молчаливых белых, таких же жестких и упрямых, как пустынная растительность или горные хребты.
Пустыни Намиб и Калахари принадлежат к наименее населенным районам Земли, а ночи в пустыне долгие. Даже ежедневный беспрестанный физический труд не мог избавить Джонни от снов о прекрасной девушке в короткой белой юбочке и высоких ботинках — или о старом седовласом человеке с лицом как гранитный утес.
Но эти долгие дни и еще более долгие ночи стали путевыми столбами, обозначившими дорогу его карьеры. Он обнаружил новое алмазное поле, небольшое, но богатое, в местности, которую никто не считал способной порождать алмазы. Он раскопал месторождение урановой руды, которое «Ван дер Бил Дайамондз» продали за два с половиной миллиона. Были и другие результаты его усилий, почти такие же ценные, хотя и не столь заметные.
Когда ему было двадцать пять лет, имя Джонни Ленса произносилось в запретных, закрытых для посторонних кругах алмазной индустрии как имя одного из самых многообещающих молодых деятелей.
Были и предложения — младшее партнерство в фирме по геологическим консультациям, должность полевого управляющего в одной из небольших компаний, разрабатывающих пограничные земли в пустыне Карру. Он отверг все эти предложения. Они были многообещающими, но он оставался со Стариком.
Потом его приметила крупная компания. Сто лет назад на поле фермы бура Де Бира была обнаружена первая алмазная трубка с «голубой землей». |