Насчет Сохо Яна не ошиблась. Алистер поводил меня по лондонским достопримечательностям, перечислять которые я не стану, дабы не вызвать возгласы вроде «Подумаешь, нашел чем удивить!» или «Да кто ж там не был!».

В пятницу семнадцатого апреля, в семь часов вечера лондонские достопримечательности остались далеко позади, потому что флаер Алистера вот уже четверть часа как держал путь на северо-запад; я сидел рядом с адвокатом, глазел вниз и по сторонам. Мне казалось, он отыскивает самое глухое место на всем острове, а по-настоящему глухих мест в Европе уже не осталось. В этом смысле мой Фаон выглядит более привлекательно.

Под нами тянулась лесистая долина с пятнами торфяников. Флаер стал снижаться, повинуясь хозяину, выбравшему для посадки почему-то именно эту поляну, хотя та, что промелькнула под нами минуту назад была ничем не хуже.

Мы сели, сухие стебли травы доходили до окон. Я выбрался из машины, отыскал среди желтой соломы Алистера, который, нагнувшись, проверял, не завязло ли шасси, и спросил:

– Куда теперь?

– Вон по той тропинке, – Алистер указал на некий просвет между деревьями.

Мы побрели. Постепенно я обнаружил, что шагаю не по земле, а по мелкому щебню, бывшему когда-то бетоном. Ровные ряды деревьев по обе стороны тропинки намекали, что здесь была когда-то дорога. Сейчас она сплошь заросла дикой травой, осталась только тропинка.

– Что это за деревья? – спросил я просто так.

– Тисы, – ответил адвокат.

Впереди показался старый каменный дом с пологой черепичной крышей. Две потрескавшиеся трубы пробили тупой конек. В доме было два этажа, не считая мансарды и высокого цоколя. По углам дом подпирали контрфорсы, увитые побегами, недавно начавшими зеленеть. На первом этаже светились два окна с узкими стеклами, разделенными резными стойками и перемычками.

– Древний дом, – констатировал я.

– Не думаю, что он настолько стар, насколько выглядит, – сказал Алистер с осторожной уверенностью, поскольку, как любой адвокат, привык отвечать за свои слова. – Скорее всего, это поздняя стилизация.

– Будем считать, что оригинал, – предложил я. – Иначе все вокруг стилизация – и торфяники, и тисовая аллея, и старый, увитый… как это… плющом, дом… Еще скажи, что позади дома есть вересковая пустошь.

– Есть-есть, – уверил меня Алистер. – Но это не плющ, а дикий виноград. И не спрашивай про орхидеи – я не ботаник.

Мы подошли к дому. Алистер дернул за какую-то железяку рядом с массивной дубовой дверью, внутри дома раздался хрипловатый металлический звон.

Дверь открыл высокий сутулый старик. Алистер нас представил:

– Профессор, это мой друг, мистер Ильинский. Мистер Ильинский, перед вами профессор Рассвел, о котором я вам рассказывал.

Секунду мы друг друга рассматривали. У Рассвела было длинное худое лицо с крупным носом, напоминавшем клюв какой-то птицы. Густые и седые до белизны волосы лежали так, будто профессор мчался навстречу ветру. Серые глаза сверкнули, и я услышал:

– Prosze bardzo!

Наверное, Алистер заметил мгновенное замешательство на моем лице, поскольку тут же пояснил:

– Я не мог дозвониться до профессора и попросил мисс Липтон предупредить его, что приеду не один.

– Добрый вечер, – сказал я профессорской спине.

Алистер подтолкнул меня под локоть, и мы прошли в дом.