– Хочешь, он споет тебе песню, Мариетт. Спой, Хорре! Он поет хорошие песни.

– Не ты ли, юноша, тот авантюрист, тот разбойник, знаменитый по всем морям и побережьям, который зовется…

– Тебя узнали, Нони. Берегись!

– Не верти ножом, Хорре. Это был мой отец, аббат.

– Где же он?

– Убит. Но я взял его имя. И это за мою голову назначена награда, которой можно воскресить Иуду. Слушай, Мариетт!

– Это музыка, под которую пляшут предатели. Не так ли, Хорре, матросик?

– Как их откачнуло, – знатный же ты развел норд-ост! Ведь они думают, Нони, что мы с тобой тоже аббаты, а мы вовсе и не аббаты. Все они лжецы и предатели, Нони, их души черны, как земля на закате. Когда поднимается буря, ты куда идешь, Нони? – в море все глубже, все дальше от их проклятых берегов. В море, капитан!

– Идем, матрос. Но только вместе с башней. Трубку!

– Ну, и корабль! С ума ты сошел, Нони; это правда, да и я с тобою.

– Идем! Идем же, Хаггарт. Сейчас все упадет, уверяю тебя, Хаггарт, сейчас все упадет.

– Или ты забыл, как меня зовут? Меня зовут Мариетт. Хаггарт!

– Идем, Хаггарт. Это я тебе говорю.

– Хаггарт! Уступи место отцу: он твой гость. Садись, отец: ты устал стоять у порога.

– Нет, вы слыхали, как она сказала: отец, сядь, ты устал стоять у порога! Отец, у тебя ноги начинают дрожать, так долго стоял ты у двери! Ну, так вот же: я сел, Мариетт!

– Матрос. Рожа! Трубку. Хочу и я покурить с вами. А может быть ты все-таки ушла бы, Мариетт? – я побуду с ними. Я не уйду.

– Нет.

– Я боюсь утомить вас вопросами, господин аббат. Но вы так предупредительны, что невольно является желание…

– А! Ну, и хорошие же вы люди, ну, и хорошая же ваша страна – с вами можно умереть от смеха! Эй ты, храбрый лжец, поп, отвечающий на все вопросы, ответь-ка еще на один: не отдашь ли ты мне дочери своей, вот этой, Мариетт? Я хочу взять ее в жены. Может быть, я люблю ее. Ты этого еще не слыхал? Ага! Ты молчишь, храбрый лжец! Так вон же отсюда! Гони их, Хорре – мы будем умирать одни!

– Кто же здесь лжет, Хаггарт? Уж не я ли, та, которую только для тебя звали и зовут Мариетт? О, Хаггарт, – о, безжалостный Хаггарт!

Картина 3

– Ой, тяжело, Мадлен! Зачем поднимаешь так много?

– Подняла же тебя, а ты не легче!

– А ты – ты ведь не легче.

– Ты слышишь, что она сказала? – он пережевывает шутку и еще раз повторяет ее соседу: – Сказала, будто я не легче.

– Стоят, как дармоеды, – с притворной яростью говорит женщина, поднимая корзину. Но ей радостно, что они стоят, как дармоеды: пусть бы всегда так стояли.

– Сегодня и платье сушить не надо!

– Не хотел бы я родиться женщиной, – говорит один, помоложе.

– А кто хотел бы? Уж не я ли? – отвечает старый, слегка насмешливый голос.

– Это я так говорю. Сегодня хороший улов. Рыба шла, как заколдованная.

– Кто же ее околдовал? Не ты ли?

– Не знаю кто. Рассказывают, что дикий Гарт знает какие-то слова…

– Какие же слова знает Гарт?

– Не знаю. Помнишь, Рибо, как тогда сразу утонули трое: Мюлло, да Саламбье, да Ланне. Тогда все женщины ждали на берегу.

– А кому же было ждать? Уж не мне ли? Я сам едва выбрался.

– Ты придешь сегодня танцевать, Франсина?

– Нет.

– Приходи. Я придумал новое па. Я возьму тебя на плечи и унесу в лес.

– Это ты сам придумал, или дедушка тебе рассказал?

– Филиппа ударил угорь.

– Что же Филипп? Ты говоришь, его ударил угорь.