– Вот такими? – спросил Блейд. Он приподнял Найлу, раздвинул ей бедра и посадил к себе на колени. Девушка рассмеялась и, скрестив ножки на его пояснице, подставила губы для поцелуя. На ближайшие полчаса они забыли о причудах Зеленого Потока, который влек их каравеллу к населенным людоедами и чудовищами островам.

***

Через день они плыли почти точно на север. Скорость течения упала до двадцати миль, однако каравелла покрывала не меньше пятисот миль в сутки и, по прикидке Блейда, находилась на таком же расстоянии от экватора. Жара стала поменьше; в полдень температура поднималась только до сорока но Цельсию; влажность тоже спадала. Блейд уже рисковал выскакивать днем на палубу на минуту‑другую, не боясь получить ожог.

Найла начала проявлять признаки беспокойства. К вечеру она послала Блейда на мачту, велев внимательно осмотреть западный горизонт. И там, в косых лучах заходящего солнца, он наконец увидел саргассы. Изумрудно‑багровое поле тянулось на мили и мили – мрачное, зловещее, безысходное. Они находились в опасной близости от этого барьера, что нравилось Блейду ничуть не больше, чем Найле. Если «Катрейя» попадет в цепкие объятия водорослей, они застрянут тут на годы, если не навсегда.

С большим трудом они поставили паруса и, пользуясь попутным западным ветром, направили бег судна к северо‑востоку. Сейчас каравелла по диагонали пересекала Зеленый Поток – вернее, северную ветвь могучего течения, ‑устремляясь к подводному хребту, разделявшему два океана. Вероятно, здесь существовал разрыв в полосе саргассов, либо водоросли подходили к берегу где‑то севернее. Если так, то морская дорога для «Катрейи» будет перекрыта, и их путешествие завершится – во всяком случае, его водная часть.

Еще через день, находясь уже в тысяче миль от экватора, они впервые увидели земли. По правому борту вздымались бурые, серые и черные скалистые массивы, уходившие ввысь на две‑три тысячи футов – вершины чудовищных гор, таившихся в океанской глубине. У отвесных берегов – ни бухты, ни разлома, ни трещины! – кипели буруны; среди белой пены торчали остроконечные темные клыки рифов. Высадиться тут было невозможно – и ни к чему. Каменные склоны, мертвые и бесплодные, сожженные яростным солнцем, сулили только гибель, смерть от голода, жажды и безысходной тоски.

Блейд направил «Катрейю» на север и спустил паруса, чтобы западный ветер не сносил корабль к скалам. Многие из вершин дымились – вероятно, то были действующие вулканы. Они шли на расстоянии двенадцати‑пятнадцати миль от этих неприветливых берегов, стараясь держаться в самом стрежне течения. Прошел день, затем – другой. Прибрежные скалы стали ниже, рифы у их подножий исчезли; постепенно на камнях появилась почва, питавшая чахлую траву. Каравелла подошла ближе к земле.

Тут уже можно было высадиться – многие острова, особенно крупные, тянувшиеся на сорок‑пятьдесят миль, имели бухты. Тут даже можно было как‑то просуществовать, однако Блейд продолжал править к северу. «Как‑то» его не устраивало.

Выпуклые щиты островов продолжали понижаться. Хотя в целом сохранялся гористый характер местности, теперь от берега океана вглубь простирались равнины, поросшие травой и кустарником – уже пышными и зелеными, что свидетельствовало об изобилии влаги. Стали появляться первые деревья; сначала – одиночные, потом – целые рощи, похожие на огромные пестрые букеты, расставленные на изумрудной скатерти прибрежных равнин. Наконец далекие горы зазеленели от подножий до иззубренных верхушек; в подзорную трубу, которую принесла Найла, Блейд разобрал, что некоторые деревья достигают исполинской вышины – футов пятисот.

Странники могли уже целых день находиться на палубе.