|
– Я всегда с тобой согласен, даже когда на самом деле не очень. Но сейчас – на все сто. Вулф снова повернулся к Полу. – Похоже, последнее слово за вами. Если вы пойдете в полицию, что вы им скажете? – Найду что. – Свет лампы делал фингал Пола еще чернее, чем он был на самом деле. – Я им скажу, что в субботу вечером, когда доктор Буль уезжал домой, он сказал, что у Берта все нормально, и мы можем ехать в театр, а через несколько часов Берт уже умер. Я им скажу, что этот тип Эрроу подбивал клинышки к сиделке, а она строила ему глазки, и у него наверняка была возможность добраться до ее пилюль и подложить что нибудь вместо морфия, который она собиралась впрыснуть Берту. Доктор Буль нам сказал, что оставляет морфий. Я скажу, что Эрроу огребет теперь с полдесятка миллионов зелененьких, которых, будь Берт жив, ему не видать бы, как своих ушей. Я скажу, что, когда Эрроу увидел, что у нас с Бертом все налаживается, что мы снова как одна семья, ему это не понравилось, что он и продемонстрировал. Пол замолчал и осторожно, кончиками пальцев, дотронулся до челюсти. – Мне больно разговаривать, – сказал он. – Чертов хулиган. Послушайте, я ведь не святой. Вы на меня так смотрите, будто хотите спросить, что это я так убиваюсь по своему братцу – да ни черта подобного! Я и в детстве то с Бертом не очень ладил, и с тех пор его двадцать лет не видел, так что чего уж там! Но могу и объяснить – чего. Убийца не может унаследовать имущество своей жертвы, поэтому, если убил его Эрроу, их договору – грош цена, и все состояние отходит Берту, то есть нам. Это же очевидно, почему об этом не сказать вслух? В полиции то мне ничего объяснять не придется, они и так поймут. – Ты заговариваешься, Пол, – резко сказал Дейвид. – Да уж, – поддакнул Таттл, – это точно. – А пошел ты в задницу, – сказал Пол зятю. – Ты то кто такой? – Он мой муж, – окрысилась Луиз. – И мог бы и тебя кое чему поучить, будь у тебя голова на плечах. – Милая семейная беседа. – Вулф взял разговор на себя. – Не спорю, – сказал он, – возбудить любопытство полиции у вас есть чем, но одних только подозрений недостаточно. Вы больше ничего не можете им сказать? – Нет. Мне больше ничего говорить и не нужно. – Вот тут вы заблуждаетесь. – Вулф откинулся назад, втянул в себя добрый бушель воздуха и выдохнул его обратно. – Давайте попробуем вместе, может, что нибудь найдем? Во сколько вы прибыли в номер вашего брата в субботу вечером? – В субботу вечером, около пяти. – Нижнюю часть лица Пола вдруг перекосило, я подумал – у него спазм, а потом понял: он просто пытается ухмыльнуться, что, с разбитой челюстью, не так то просто. – Понял, – сказал он. – Где я был без девяти минут шесть шестого августа? О'кей. Без четверти четыре я выехал из Маунт Киско и поехал в Нью Йорк; в машине был один. Первую остановку сделал у магазина «Шрамм», на Мэдисон Авеню, где купил две кварты их фирменного мангового мороженого – на воскресную вечеринку в Маунт Киско. Зачем доехал до Пятьдесят второй улицы, припарковался там (в субботу вечером это еще можно сделать), пешком прошел до «Черчилля», и в номер поднялся в начале шестого. Я специально приехал пораньше, потому что успел поговорить с сиделкой по телефону: мне понравился ее голос, и я подумал, может, успею с ней познакомиться до приезда остальных. Да как бы не так. Этот парень, Эрроу, уже завел ее в гостиную и заливал что то о разведке урана. |
