– После того, как в субботу вечером вы положили его в холодильник, вы его хоть раз видели или трогали?
– Нет, не трогал. И знаете, что я вам скажу? Кончайте хреновиной заниматься. Не знаю, откуда у этого толстого тюфяка Вулфа такая репутация, но
если он все дела ведет та… Куда такая спешка?
Я был уже у двери. Открыл ее, повернулся, вежливо сказал:
– Мое почтение, – и вышел.
Я вернулся по собственным делам в аптеку Таттла. Прежних клиентов сменили новые, но торговля шла вовсю. Сверкающий купол Таттловской лысины
маячил за прилавком с косметикой. Встретившись с ним глазами, я подошел и спросил, не уделит ли он мне пару минут, когда освободится, а сам
перешел к бару и заказал стакан молока. Молока уже едва оставалось на донышке, когда он окликнул меня и поманил к себе. Я допил свой стакан и
отправился за ним, за перегородку. Он прислонился к прилавку и сказал, какой сюрприз, что я тут делаю.
– Есть парочка мелких поручений, – сказал я ему. – Я приехал, чтобы доктора Буля расспросить о морфии, а вас – о мороженом. С Полом Файфом я уже
говорил. Помните, в субботу вечером он купил мороженого у «Шрамма», принес его к Берту в номер и положил в холодильник, чтобы потом забрать
домой?
Таттл поправил меня:
– Я помню, как он об этом говорил. Так что вас интересует?
– Мистер Вулф хочет знать, что случилось с этим мороженым потом? Пол говорит, что не знает, что больше ни разу его не видел – положил в
холодильник, и все. А вы?
– А я и вовсе его не видел.
– Я подумал, что вы могли обратить на него внимание. Вы с женой ночевали там и субботу. Утром в воскресенье вы обнаружили, что умер шурин, и все
такое, но есть то вы все равно что то ели. Я подумал, что вы могли открывать холодильник, когда искали себе что нибудь на завтрак, и заметили
это мороженое.
– Завтрак мы заказали снизу, – Таттл наморщил лоб. – В номере готовить было не на чем. Но теперь я припоминаю: кажется, в субботу вечером за
обедом Пол говорил что то о мороженом. Он сказал, что то, которое подают у меня, не идет ни в какое сравнение с мороженым «Шрамма», и почему я
не заведу себе такое же, а я ответил, что свою продукцию «Шрамм» продает только через собственные магазины, и что в любом случае оно у них
чересчур дорого. Потом, кажется, жена что то говорила о нем в воскресенье, когда доставала из холодильника лед для напитков.
– В воскресенье вы его не пробовали? Или, может, домой взяли немного?
– Нет. Я же сказал, что вообще его не видел. Мы пробыли в отеле до понедельника и уехали домой сразу после похорон.
– И куда оно делось, не знаете?
– Не знаю. Полагаю, оно и сейчас там. Если только этот, Эрроу, не… а почему вы у него не спросите?
– Спрошу и у него. Но сначала, видимо, надо спросить у вашей супруги, раз уж я все равно здесь. Она где нибудь поблизости?
– Она дома, на Айрон Хилл Роуд. Я могу позвонить, предупредить, что вы подъедете, или, если хотите, можете поговорить с нею отсюда. Но я не
пойму, какое оно имеет отношение к смерти моего шурина? Какая между ними связь?
Мне подумалось, что эта реакция немного запоздала, но, может, он, как зять, просто не хочет вмешиваться в дела семьи.
– Убейте – не знаю, – сказал я. – Я делаю, что мне велят. Давайте позвоним вашей супруге: может, и ни к чему будет ехать ее беспокоить?
Он повернулся к телефону, стоящему тут же на прилавке, набрал номер, дождался ответа, сказал жене, что я хочу ее о чем то спросить, и передал
трубку мне. Луиз – непосредственный член семьи – тут же сказала, что нелепо приставать с подобными глупостями, которые совершенно не относятся к
делу, но, пошумев немного, выложила мне все, что знала, то есть практически ничего. |