|
.. Гостья уже не знает что сказать. Она успела бросить несколько взглядов по сторонам. Все видела. Она снова улыбается. - Еще раз спасибо вам... Не буду больше задерживать... Мы в Париже только до завтрашнего вечера, столько всего надо посмотреть... До свидания, мадмуазель... Если дети будут чересчур шуметь, если будут плохо себя вести, одергивайте их без малейших колебаний... Они так молоды! Вот и все. Доминика одна. За стеной, там, куда ушла мать Лины и где собралась теперь вся семья, царит молчание. Мать оказалась искушеннее дочери и приметила дверь, соединяющую обе спальни; наверно, она приложила палец к губам. Лина сдерживает разбирающий ее смех; некоторое время они там шушукаются, потом мать нарочито громко предлагает: - Давайте воспользуемся тем, что солнце еще не печет, и съездим в Венсенский зоопарк! Чары развеялись. Все говорят одновременно, галдят, собираясь на улицу. Шум перемещается в гостиную, удаляется в сторону двустворчатой двери и затихает на лестнице. Доминика осталась в одиночестве, машинально снимает платье, зажигает газ, который вспыхивает, издавая хлопок; окно закрыто, она никому не видна и остается В комбинации, словно бросая кому-то вызов. Кому? Этим людям - их фамилия Плисонно, - которые принарядились и прикатили в Париж к дочке? Вот еще один брак, в котором все непросто. Плисонио - люди более чем зажиточные. Альбер Кайль - сын полицейского. Время от времени тискает в газетах то статью, то рассказик, но разве это положение? Недаром г-жа Плисонно говорила об этом в таком тоне... Доминика нарочно до сих пор ходит полуголая и, проходя мимо шкафа, всякий раз оглядывает себя в зеркале - но зачем? Неужели это вызов Антуанетте, которой до нее и дела нет? Или призракам, о которых она вспоминает с горечью, словно они коварно ее обманули? Или, что более вероятно, она бросает вызов себе самой, подставляя резкому дневному свету бледные ноги в ляжки, костлявые плечи, шею, торчащие ключицы? "Вот ты какая, Ника! Вот какой ты стала!" Ника! Ее называли Никой! Тетки и кузины до сих пор называют ее этим именем в письмах. Они и теперь время от времени обмениваются письмами - по таким случаям, как Новый год, чья-нибудь свадьба, рождение или смерть. Сообщают новости о родне, упоминают имена, вызывающие в памяти только детей, хотя относятся ко взрослым людям. Анри получил назначение в Касабланку, его жена жалуется на климат. Помнишь маленькую Камиллу, ту, у которой были такие прелестные волосы? Она только что произвела на свет третьего малыша. Пьер беспокоится: она слабенькая, а лечиться не хочет. Он надеется, что тетя Клементина внушит ей, как важно в ее состоянии..." Ника! Ника с кривым длинным носом, который принес ей столько страданий! Давно уже она остается Никой только в этих письмах, которыми набит пропахший затхлостью ящик. Смотри-ка! Она никогда прежде не замечала, что ее ляжки (она даже мысленно не произносит этого слова, все от пяток до талии называется ноги) испещрены тонкими голубыми линиями, напоминающими реки на географических картах. Да ведь тетя Жеральдина, мамина сестра, та, что вышла за инженера инспекции порохов, - у них вилла в Ла Боле - жаловалась на расширение вен! Доминика вот-вот расплачется. Нет, ни за что. С какой стати? Она сама этого хотела. Она сохранила верность клятве, верность Жаку Амеро. |
