Согласно заключению доктора Брандона, рука принадлежала пожилому мужчине ростом около пяти футов восьми дюймов.
Наш репортер задал доктору Брандону несколько вопросов:
— Отсутствие безымянного пальца на руке неизвестного — врожденный анатомический дефект или палец был ампутирован?
— Однозначно ампутирован. Если бы его не было от рождения, то недоставало бы и соответствующей кости руки. Между тем ее структура полностью соответствует норме.
— Сколько времени кости пролежали во влажной среде?
— Более года. На них не осталось ни следа мягких тканей.
— Каким образом, по вашему мнению, кости оказались в овраге?
— На этот вопрос ответят криминалисты.
— Вам известно, что поместье принадлежит мистеру Джону Беллингэму, который два года назад пропал при невыясненных обстоятельствах?
— Да, я читал об этом в газетах.
— Вы допускаете, что это рука мистера Беллингэма, а палец ему отрезали?
— Расследовать преступления — обязанность полиции.
Добавим, что в настоящее время полицией Кента ведутся активные поиски других останков погибшего. Если кто-либо из наших читателей случайно слышал о пропаже мужчины или заметил что-то необычное, просьба немедленно сообщить в редакцию или в полицию».
Я отложил газету и задумался. Статья сильно взбудоражила меня. Вероятно, репортер прав: обнаружены останки левой руки Джона Беллингэма. Но куда подевался палец? Сразу после таинственного исчезновения египтолога ни одна газета не писала об отрезанных пальцах или других увечьях. С другой стороны, откуда бы газетчики узнали об этом, ведь труп так и не нашли? За неимением фактов строить догадки было бесполезно. Я рассчитывал в ближайшие дни навестить Торндайка и обсудить с ним страшную находку в Сидкапе, о которой только что прочитал. С этой мыслью я встал из-за стола и пошел прогуляться по Флит-стрит, прежде чем засесть за вечерние занятия.
Глава 6
Экскурс в египтологию
Проходя около десяти часов утра мимо овощной лавки, я увидел там мисс Оман. Она тоже заметила меня и помахала мне рукой, в которой держала большую луковицу. Я приблизился, приветливо улыбаясь.
— Хорошая луковица, мисс Оман. Вы, наверное, хотите подарить ее мне?
— Вот еще! С какой стати? Вы, мужчины, нередко переоцениваете свое обаяние.
— Мужчины? — Я вскинул брови, изображая удивление. — Речь идет всего лишь о луковице…
— Хватит, — огрызнулась она. — Не запутывайте меня и не болтайте вздор. Вы — взрослый человек, к тому же врач. Серьезная профессия обязывает к благоразумию.
— Согласен с вами, — смиренно начал я, но она перебила:
— Я только что заходила к вам в амбулаторию.
— Зачем? Вы ведь лечитесь не у меня? Или ваша женщина-врач вас больше не устраивает?
Мисс Оман стиснула свои красивые белые зубки и прошипела:
— Я насчет мисс Беллингэм…
Всю мою задиристость как рукой сняло.
— Надеюсь, она не заболела? — встревожился я, а мисс Оман криво усмехнулась:
— Нет, но порезала руку, причем правую. Для мисс Беллингэм болеть — непозволительная роскошь. Она привыкла трудиться, много писать, и правая рука — ее основной рабочий инструмент. Вы бы зашли и подлечили бедняжку.
Мисс Оман тотчас скрылась в глубине лавки, а я быстро зашагал в амбулаторию, чтобы взять необходимые инструменты и поехать в Невиль-корт.
Дверь мне отворила горничная мисс Оман. Годфри Беллингэм отсутствовал, а его дочь была дома. Я поднялся по лестнице; Руфь с забинтованной правой рукой, похожей на белую перчатку для бокса, дожидалась меня на верхней площадке. |