— Да, я составила список. Пойдемте к каталогу, я отыщу номера и попрошу вас выписать карточки.

Отбор и заказ новых книг занял у нас еще четверть часа, после чего мы вернули дежурному библиотекарю те тома, которые прочли, и направились к выходу.

— Куда теперь? — спросила она, когда мы вышли из ворот, возле которых стоял на посту полицейский.

— Здесь недалеко есть уютная молочная, можем выпить по чашечке ароматного чая.

Она немного замялась в нерешительности, но потом послушно пошла со мной; вскоре мы уселись за маленький мраморный столик и принялись обсуждать все интересное, о чем прочли в библиотеке.

— Вы давно этим занимаетесь? — спросил я за чаем.

— Как профессией — всего два года, с тех пор как наше финансовое положение резко пошатнулось. Но я и раньше часто ходила в музей и библиотеку вместе с дядей Джоном, тем самым, который исчез, и помогала ему отыскивать разные нужные сведения. Мы были большими друзьями.

— Я наслышан о его учености.

— Да, для коллекционера-любителя он был весьма образованным человеком, посещал египетские отделы всех музеев мира, читал научные труды. Он имел глубокие знания по истории Древнего Египта, но в первую очередь его интересовали вещи, а не события. Таковы, наверное, все коллекционеры.

— Что же станет с его коллекцией, если он умер?

— Согласно завещанию, бóльшая часть ее перейдет в Британский музей, остальное он отписал своему поверенному, мистеру Джеллико.

— Мистеру Джеллико? Вот как?! Зачем поверенному египетские древности?

— Он тоже египтолог, причем рьяный. У него прекрасное собрание скарабеев и разных мелких вещиц, которые удобно хранить в частном доме. По-моему, увлечение Египтом и сблизило его с моим дядей. Кроме того, мистер Джеллико — отличный юрист, осмотрительный и умный.

— Судя по завещанию вашего дяди, это не так.

— Нет, тут мистер Джеллико не виноват. Он упрашивал дядю разрешить ему заново написать завещание, составив более грамотный текст. Но, по его словам, дядя Джон ни в какую не согласился. Он был упрямым, это общеизвестно. В итоге мистер Джеллико снял с себя ответственность, то есть умыл руки, хотя до сих пор говорит, что завещание дяди — бред сумасшедшего, и мы с отцом того же мнения. Вчера я вновь перечитала этот странный документ и совершенно не понимаю, как здравомыслящий человек мог нагородить такой огород.

— Значит, у вас есть копия? — оживился я, вспомнив просьбу Торндайка.

— Да. Желаете сами убедиться, что там полный вздор?

— Мне хотелось бы показать текст доктору Торндайку, — объяснил я. — Он мой бывший преподаватель, замечательный специалист. Он дал бы вашему отцу полезные рекомендации, но для этого ему непременно нужно своими глазами увидеть копию завещания.

— Я не возражаю, — пожала плечами Руфь, — но отец не любит, как он выражается, выклянчивать чужие советы.

— Ему ничего не придется выклянчивать. Доктор Торндайк независимо ни от кого интересуется вашим делом, причем с самого начала. Он энтузиаст и хочет бескорыстно помочь вам. Он даже просит об этом.

— Понятно, постараюсь уговорить отца. Если он согласится, я пришлю или принесу вам копию нынче же вечером.

Я оплатил счет, и мы вышли.

— Что все-таки за человек был ваш дядя? — спросил я, когда мы свернули в тихий переулок. — Не сочтите меня назойливым, но я никак не могу нарисовать его живой образ в своем воображении — получается какая-то мистическая абстракция, неизвестная величина юридического уравнения.