Изменить размер шрифта - +

     Он повернулся и направился к двери.
     - Учтите, Гудвин, вы тоже подвергаете себя большому риску, - сказал он, когда я подавал ему пальто. Я поблагодарил его за предупреждение,

вручил шляпу и попросил передать капитану Сандерсу самый нежный привет.
     Когда я вернулся в контору, Вулф снова был занят чтением книги.
     Вообще-то говоря, он человек упрямый, но иногда его упрямство переходит всякие границы. Он до сих пор не знал, когда, где и как умерла Дина

Атли, хотя, конечно, понимал, что мне это известно, он не имел представления, велик или мал риск, на который он согласился пойти, желая

заработать полностью гонорар в шестьдесят тысяч и, однако, продолжал упрямствовать.
     За обедом, расправляясь с жареной овечьей печенкой под изобретенным Фрицем соусом, Вулф подробно объяснил, каким образом, зная, чем

питалось то или иное человеческое существо, можно определить его культуру, философию, нравы, политику и все, все остальное. Наслаждаясь едой

(печенка была очень вкусной и нежной, а соус - одним из лучших изобретений Фрица), я ломал голову над тем, что можно было бы сказать о Вулфе,

даже зная, что он съел в течение последних десяти лет. Прежде всего, вероятно, что он давно умер от обжорства.
     После обеда я ушел. Вечерами по средам мы обычно собирались для покера.
     В эту среду нашим хозяином был Сол Пензер. Он жил в однокомнатной квартире на самом верхнем этаже модернизированного дома на Тридцать

восьмой улице между Лексингтон-авеню и Третьей авеню. Вы еще встретитесь с Солом и поймете, почему мне хотелось побыть наедине с ним хотя бы

часик, рассказать об обстановке и узнать, согласен ли он с моими предположениями о Джимме Вэйле. Однако, пожалуй, даже лучше, что я не имел

такой возможности. Ведь согласись он со мной, мои предположения перестанут быть моими собственными и передо мной возникнет проблема личного

характера. Именно Джимми Вэйл был ответственен за то, что мы согласились молчать до пятницы, а если он убил Дину Атли, это ставит нас, мягко

выражаясь, в дурацкое положение. Конечно, Вулф вполне заслуживал этого, но при чем же тут я? Конечно, мои размышления неизбежно отражались на

моей игре, но в присутствии еще четырех партнеров я ничего не мог рассказать Солу. Сол, как обычно, ничего не пропускающий, разумеется, заметил

мое состояние и сделал несколько замечаний в мой адрес.
     На его игре, впрочем, мое настроение никак не отражалось. Он и так-то всегда выигрывает, а тут он просто раздел нас. Когда мы, как обычно,

закончили игру в два часа ночи, он выиграл у меня больше ста долларов, и я не был расположен остаться у него и рассказать все, как старому и

верному другу.
     По четвергам, после напряженной игры в покер, я, как правило, не встаю раньше девяти или половины десятого, но в этот четверг я проснулся

еще до восьми, воскликнул: "Да будь он проклят, этот Джимми Вэйл!" - и стал одеваться.
     Я люблю гулять. Еще мальчишкой в Огайо я проводил много времени в лесах и на лугах, но теперь мне больше нравилось гулять по тротуарам

Манхэттена.
     Если вы не увлекаетесь прогулками, вам не понять, что, гуляя пешком, вы видите людей, и все остальное совершенно иначе, чем из окна машины.

Вот поэтому-то, приведя себя в порядок, позавтракав и прочитав в "Нью-Йорк таймс" о Дине Атли то, что и так уже было мне известно, я позвонил

Вулфу в оранжерею по внутреннему телефону и сказал, что ухожу по личным делам и вернусь только к полудню.
Быстрый переход