Если уж завоюешь какую-нибудь репутацию, то навечно оказываешься прикованным к ней.
Я уже говорил, что, судя по слухам, она задирала нос, и ее манеры, когда она вошла в наш старый каменный особняк, не опровергли этих
слухов. В прихожей она едва кивнула мне, словно дворецкому, хотя в доме э 994 по Пятой авеню я никакого дворецкого не заметил. Я провел ее в
контору, она остановилась перед ковром, оглядела его вдоль и поперек и обратилась к Вулфу с вопросом:
- Казахский?
- Нет, - ответил он. - Ширванский.
- Вряд ли вы разбираетесь в этом. Он ваш?
- Это спорно. Мне подарил его в 1932 году в Каире человек, которому я оказал услугу, и подозреваю, что ковер был украден в Кандагаре. Так
что если ковер был приобретен этим человеком незаконно, то он не может являться и моей собственностью. Но законность владения - проблема весьма
сложная. Если мое обладание ковром было бы испорчено каким-нибудь наследником кандагарского князя, который некогда владел им, или одной из его
жен или наложниц, я бы обратился в суд. После длительного владения чем-либо право собственности становится бесспорным. Ваш дед был бандитом;
некоторые из его деяний почти наверняка разбирались в суде, но если бы какая-нибудь наследница одной из его жертв заявила претензию на мех,
который сейчас на вас, ее бы осмеяли. Я польщен, что вы оценили достоинства ковра, хотя только невежда мог признать его за казахский. У
казахских ковров длинный ворс. Вы Маргот Теддер? Я Ниро Вулф. - И он указал ей на красное кожаное кресло. - Садитесь и расскажите, что вам от
меня угодно.
Она несколько раз раскрывала и закрывала рот, чтобы перебить Вулфа, но когда шеф заговорит в полный голос, его невозможно прервать,
особенно если он пронзает вас взглядом.
- Я уже сказала вам по телефону, что мне нужно.
- Будьте любезны сесть, мисс Теддер. Я люблю, когда глаза собеседника находятся на одном уровне с моими.
Она взглянула на меня. Бедняжка была ошеломлена. Она не желала сесть по его приказу, но и продолжать стоять было глупо. Она нашла
компромисс. Одно из желтых кресел стояло у моего стола, и она пересекла комнату и уселась в него.
- Я пришла сюда вовсе не для того, чтобы выслушивать лекцию о законности владения собственностью, - сказала она. - Вы знаете, зачем я
пришла. Моя мать уплатила вам шестьдесят тысяч долларов ни за что.
Единственное, что вы сделали, - это дали объявление в газете. За шестьдесят тысяч вы обязаны помочь мне отыскать деньги, которые моя мать
вручила похитителям. Это составляет больше десяти процентов.
- Двенадцать, - хмыкнул Вулф. - Так что же я должен делать? У вас есть предложение?
- Нет, конечно. Вы сами должны знать, как действовать. Это ваша профессия.
- Могу ли я рассчитывать на вашу помощь?
Она нахмурилась, вздернув подбородок.
- А в чем это должно выражаться?
Он даже не нахмурился в ответ. Он осадил ее, поставил на место, и теперь ему было безразлично, что она говорит и как ведет себя.
- Это будет зависеть от обстоятельств, - сказал он. - Представим себе гипотезу... Вы знаете, что такое гипотеза?
- Вы ведете себя нагло.
- Не без провокации с вашей стороны. Вы же не знали разницы между ширванским и казахским ковром. |