Ночь, казалось, сгустилась на самой вершине. На юго‑восток привидениями, черными тенями помчались дикие собаки; они неслись, летели, раскрыв пасти, вывалив языки, сверкая острыми зубами, самцы и самки бок о бок, целая свора.

Они промчались подле дубов. Они не обратили внимания ни на медсестру Энн, ни на ее любовника – да и она их не заметила. Она их вообще никогда не замечала.

Ни один из молодых людей, исполнявших этот языческий обряд на Моулси, никогда ни с кем не делился тем, что испытал. И про диких собак тоже не говорил.

Утро принесло занятия иного рода. Кругом кишели люди, машины, автобусы. Деревенский воздух гудел от человеческой суеты.

Автобус из Марчэма неспешно двигался в Оксфорд. Вокруг зеленели поля; деревья оделись в прозрачнейший свой пеньюар, еще не оскверненные разгаром лета; борщевик рассеял серебро своих цветов по канавам. Ночной ливень утолил жажду земли. Джуди Чун и Хетти Чжоу сидели рядышком и обсуждали, до чего непохоже все это на Гонконг – и как чудесно!

– Смотри, целое поле коров!

– Ara. Черно‑белые. А где же цветные?

– Ой, а это что такое? А‑а, овцы. Настоящие овцы!

– Ого, а это что за животное?

Обе никогда в жизни не видели осла. И совершенно точно не видели такого осла: рухнув на спину среди мокрого поля, он взбрыкивал задними ногами – именно ногами» человеческими, со ступнями с пальцами, а вовсе не с копытами. Все это менялось на глазах. Из косматого, покрытого шерстью туловища уже торчали человеческие руки. И длинная ослиная голова меняла форму. Эта странная помесь животного с человеком будто сошла с полотна какого‑нибудь Фрэнсиса Бэкона. Оставалось лишь взирать в восторге и ужасе, как будто прямо перед ними разыгрывалась сцена из кошмарного мифа.

– Может, остановить автобус? Это что‑то невероятное.

Бритый наголо парень на сиденье впереди повернулся и обратился к китаянкам:

– Ага, невероятное, – сказал он. – Тут, правда, все равно остановка. Оттуда еще лучше будет видно.

Джуди вдруг испугалась:

– А у вас такое часто бывает? Я‑то думала, что Оксфордшир – приятное место.

– Не‑а, не очень часто. Был когда‑то «Золотой осел» Апулея,[42] но отсюда вон как далеко. А пришельцы без конца меняют форму.

Точно: автобус замедлил ход. Парень встал, подошел к водителю, о чем‑то поговорил. Поманил китаянок:

– Шофер тоже все видел. Он до смерти напуган. Его зовут Гарри. Но, говорит, обождем, посмотрим – вдруг чем помочь удастся.

– Ой, он такой красивый! – шепнула Джуди на ухо Хетти. – Да не осел этот жуткий, а мальчик…

Автобус резко затормозил. Гарри вылез из‑за руля и объявил, что у них, как он выразился, «немного чрезвычайное положение».

– Только без паники, – добавил он.

Никто и не паниковал. Пассажиры молчали, загипнотизированные драмой в поле.

Некоторые встали вдоль живой изгороди у границы поля, где творилось преображение, где нелепая, фантастическая фигура боролась с собой. Метаморфозы без боли не бывают, вот у осла и разверста пасть в ужасной муке, а в пасти целое кладбище больших желтых зубов. Пассажиры прилипли к окнам, старались открыть их, чтобы высунуться наружу.

– Окна не открываются, спасибо за понимание, – заученно объявил водитель, – Это против правил автобусной компании.

Водитель хороший семьянин, ему вот‑вот стукнет сорок шесть, он год назад бросил курить, болеет за «Суиндон‑Сити», каждый день читает «Миррор» и верит каждому слову, напечатанному в этой газете.

А в поле удлинялось, извиваясь, коренастое, похожее на бочонок, тело осла, в корчах делаясь все тоньше.