А в поле удлинялось, извиваясь, коренастое, похожее на бочонок, тело осла, в корчах делаясь все тоньше. Шкура поблекла, местами возникли лоскуты бело‑коричневатой кожи, да и не одной кожи, а много чего еще. Некоторые женщины в автобусе захихикали при виде всего, что предстало их взору. Существо уже стояло на ногах – то неверно пошатывалось, припадая на колени, то вновь вздымалось вертикально. Оно держало длинную голову двумя обрубками рук, словно пытаясь отвернуть ее от шеи.

Но вот оно испустило последнее «йа‑йо», а затем человек срывающимся голосом крикнул «помогите!».

– Давай сюда! – заорал шофер, замахав ему с подножки. – Мы поможем, мы друзья! Сам дойдешь?

Какая‑то пассажирка истерически выкрикнула:

– Ни за что! Не пускайте это чудовище в автобус!

– «Мы друзья», ха! Прямо как в «Звездном пути»! – воскликнул бритоголовый, неожиданно впадая в экстаз.

Хетти Чжоу вспомнила про фотоаппарат. Она собиралась поснимать позже, когда они пойдут по демонстрационным залам у торговцев автомобилями в поисках новой машины. Но сейчас нажала на спуск: в кадре был голый мужчина – собственно, почти целиком не осел, только череп еще деформированный, удлиненный, длинные уши и пушистый хвост… – нажала как раз в тот миг, когда он пытался перелезть через ворота с пятью перекладинами, чтобы выбраться с поля на дорогу. Дважды у него ничего не получилось, и он валился назад, прямо в заросли крапивы, где лежал, испуская глухие стоны, но затем поднимался и вновь атаковал ворота. Движения бессвязные, нескоординированные, но в итоге он преодолел барьер и упал на колени в траву по эту сторону изгороди. Когда он направился наконец к автобусу, все увидели, что у него выросла эспаньолка.

Когда он без сил рухнул на ступени автобуса, из челюстей его еще капала густая слюна. Водитель спустился на землю помочь.

– Ну ты и поишачил сегодня, приятель, – посочувствовал он, предлагая незнакомцу руку. – Ничего, оклемаешься. И не бери в голову: с каждым может случиться.

Наконец несчастное раздвоенное создание, оступаясь, заковыляло по проходу в автобусе; шофер подвел его к ближайшему свободному сиденью и дал свою газету, чтобы тот прикрыл причинное место. «Как не стыдно!» – вскрикнула какая‑то пассажирка, и несколько женщин рассмеялись.

– Как тебя звать‑то? – спросил шофер. – А живешь где, кроме как в поле?

– И‑и‑и‑и… н‑н‑иззззвнни‑и‑ите… Йа… йа… я – Грейлинг, Джон Грейлинг. И‑и‑и‑и… или йа… думаю, что это я. Мне надо скорее в больницу.

– Больница мне не по пути, кореш. Сиди, не рыпайся, и все будет путем.

Грейлинг тяжко дышал. Его голову еще украшали два больших ослиных уха, хотя череп с каждой минутой все больше походил на человеческий и все меньше – на череп животного.

Автобус снова двинулся по маршруту. Все разом заговорили – в основном, недоуменно. Большинство твердо придерживалось мнения, что во всем виноваты наркотики. Джуди вновь спросила парня на сиденье впереди, часто ли подобные вещи происходят в Оксфордшире.

– Наверное, это какой‑то фокус, – отвечал тот. – Парень этот, небось, фокусник. Профессионал.

– Зачем же ему репетировать посреди поля? – спросила Хетти Чжоу.

– Не знаю. Может, это его собственное поле.

Услышав эту догадку, мужчина через проход заметил:

– Ничего подобного. Поле в собственности у местной экологической организации. Дело явно политическое. Сейчас приеду в офис и тут же позвоню своему члену парламента.

– Давай‑давай, звони, мужик, дело хорошее, – пробормотал парень, поворачиваясь к китаянкам.