Изменить размер шрифта - +
Вот у Тарковского лежит на полке "Андрей Рублев", а у Таланкина – "Дневные звёзды". Тарковскому говорят: вырежьте эту сцену, и картина поедет в Канн. Он не режет. То же говорят Таланкину. Он режет и пьет. Так продолжается несколько лет. И "Андрей Рублев" потом едет в Канн, а Таланкин выпускает изуродованное кино".

И еще отрывок.

"Снимается сцена на пароходе. Сегодняшняя, взрослая Ольга, уже известный поэт, едет в Углич. Шлюз. Ольга стоит, опершись о корму, и смотрит, как постепенно мокрая серая стена шлюза становится все выше, выше – и переходит в такую же мокрую стену камеры, где лежит Ольга и разговаривает с доктором Солнцевым. В тюрьме ее, беременную, били, у нее случился выкидыш, после чего она никогда не могла иметь детей… А потом – опять резкий возврат в действительность: на палубе молодежь твистует под модную песню того времени, орущую из громкоговорителя: "Будет солнце, будет вьюга, будет…", а старая Ольга сидит за столиком в ресторане, небрежным жестом выпивает рюмочку водки и так же полунасмешливо-полунебрежно пишет автограф на только что вышедшем сборнике стихов. Она уже известный поэт, ее узнают… Но как же сложен, трагичен был путь к этой известности, к этой ее чуть рассеянной небрежности!.."

Берггольц же фильм понравился, она была тронута работой режиссера, игрой молодой актрисы, даже плакала на плече у Таланкина. Демидова показалась ей невероятно похожей на нее в молодости.

"Дневные звёзды", пусть и искалеченные цензурой, все-таки увидели зрителя. В 1969 году фильм был показан на Венецианском кинофестивале, режиссер получил "Золотую медаль участия".

Судьба другого фильма, поставленного по поэме Берггольц "Первороссийск", сложилась трагически.

Картину "Первороссияне" режиссеры Александр Иванов и Евгений Шифферс снимали к 50-летию Октябрьской революции. Ольга несколько лет сама пыталась написать сценарий, начав работу еще до войны. И в шестидесятые годы, отправившись по Волге в Углич, продолжала работать. Только вот жизнь с жестокостью не меньшей, чем в поэме, показывает ей, как умирает коммунарская идея.

В дневнике она писала: "Над затонувшими, затопленными коммунами, над градом Китежем идем. (Углич – Китеж. Калязинская колокольня.)

…И не было ни духа, ни остова Коммуны – не слышно было благовеста, – да, она была опущена на совершенно неподвижную глубину. Нынешний январский Пленум ЦК (январь 1961 года) ужасающе подтверждает это. Липа, показуха, ложь – все это привело Коммуну к теперешнему ее состоянию. Ложь разрушила ее изнутри. Ложь была противопоказана народу-правдоискателю. Ее ему навязали – и вот произошло трагическое (о, неужели необратимое?!) разрушение русского характера (точные его слова) – распад русского характера…

Но, быть может, он тоже, как град Китеж, опустился куда-то глубоко и иногда благовестит оттуда?..

Память – чудо, совершенное чудо мира, природы и человека, воистину божественный дар. Она неистребима.

Забвение истории своей родины, страданий своей родины, своих лучших болей и радостей – связанных с ней испытаний души – тягчайший грех. Недаром в древности говорили:

– Если забуду тебя, Иерусалиме…

Забвение каралось немотой и параличом – бездействием, "на главу веселия своего", то есть жизни".

"Первороссиян" сняли не по ее сценарию. Фильм был решен новаторски, плакатными мазками, и не укладывался в привычные рамки. Именно поэтому он и лег на полку. Партийное руководство осудило фильм, Евгений Шифферс был лишен возможности снимать кино. А ведь в эти годы были сняты такие фильмы, как "В огне брода нет", "Служили два товарища", "Шестое июля"… В обществе и искусстве возник запрос на возвращение искренности первых лет революции и бескорыстной веры в коммунизм.

Быстрый переход