К тому времени как собрались все – все, кого Альв сумел найти, проплыв на восток на три «роздыха», – начало темнеть. Бояре расселись прямо на земле возле большого костра, где отроки варили кашу с мясом козы. Два десятка коз нашли тут же, на берегу: при виде чужого войска пастухи бросили стадо и убежали.

Еще один костер Мистина велел разложить на холме – чтобы ночью его было видно издалека. Если Ингвар жив и где-то в окрестностях, его люди увидят, где свои. От греков прятаться не было никакого смысла: те и так прекрасно знали, где пристали их враги. Здесь он и сидел, когда за ним пришел отрок: бояре собрались, ждут.

И вот он стоит перед ними, сидящими на земле, чтобы его было хорошо всем видно и слышно. С высоты своего роста Мистина окинул взглядом лица бояр.

Он ясно помнил, что при выходе войска из Киева вождей у них было шестьдесят три человека. Сейчас он насчитал сорок шесть. Не хватало Хельги, кого-то из ушедших с ним, Эймунда, Фасти, Острогляда. И Ингвара. Если он жив, остальные могут быть с ним. Или… Но эти мысли Мистина отодвигал в сторону и сосредоточивался на лицах сидящих. Эти – с ним, они есть, о них и надо думать.

На него пристально смотрели около пятидесяти пар глаз, а по сторонам толпились отроки и хирдманы: оружники, наемники и ратники вперемешку. Смотрели с надеждой, тревогой, облегчением, ожиданием. Вопрошающе, ожесточенно… Несколько обожженных бород, красных лиц. С десяток перевязанных лбов. С десяток повязок на руках и плечах. Зная, что кругом чужая земля, а из тьмы, может быть, уже подбираются греки, многие бояре сидели в кольчугах или панцирях, под рукой держали шлемы.

Мистина стоял в сорочке и с непокрытой головой, всем видом показывая, что ничего не боится.

Все его оружие и доспех сторожил оруженосец, сидя с другой стороны костра.

Известие о том, что Свенельдич с войском, сам вид его ободрил и обрадовал всех – даже тех, кто раньше не числился в его друзьях. Ингвар исчез, и войско осталось чем-то вроде тела без головы – большое, неуправляемое и бесполезное. На месте вождя люди видели пустоту, и это увеличивало страх, смятение, ощущение безнадежного поражения.

Но теперь место снова было занято – если не самим князем, то человеком, которого все привыкли видеть рядом с Ингваром или раздающим приказы от имени Ингвара. Жизнь начала налаживаться с появлением среди потрясенных русов Мистины Свенельдича – живого, невредимого, полного решимости. Весь его вид говорил об уверенном понимании дела – как будто у него есть источник сведений, недоступный прочим. И это было именно то, в чем отчаянно нуждалось растерянное поражением войско.

– В глазах ваших, отважные мужи, вижу я вопросы: что произошло, что происходит и что будет с нами завтра, – начал он, окидывая лица взглядом. – И на них я вам сейчас отвечу.

По толпе бояр и отроков пробежало движение – столь четкое обещание всех и удивило, и ободрило.

– Греки обстреляли нас из огнеметов горящим «земляным маслом». Видели такое черное, вонючее? Оно горит на любой вещи, куда упадет, пока не сгорит само – на дереве, железе, даже на воде. Но никакого колдовства в этом нет. Оно не может гореть под водой – и те, кто загорелся, но прыгнул в чистую воду и не утонул из-за кольчуги, те спаслись. Это то, что произошло. Что происходит теперь? Мы потеряли около двухсот лодий и с десяток бояр, но не все они погибли. Те, кто ушел вместе с Хельги Красным вперед всего войска и оказался у греков за спиной, то есть за кормой, те, скорее всего, уцелели. Греки не палили огнем с кормы – тогда ветром пламя бросило бы на них же самих.