Турецкий не сдержался и послал его таким витиеватым матом, что Грязнов лишь многозначительно поджал губы, а водила гагыкнул и показал большой палец. С тем и уехал.

— Вот же бандит! — сокрушенно развел руками Саша. — И как их земля носит?

— А ты давно в последний раз такси брал?

Турецкий попытался вспомнить, но не смог.

— Вот то-то и оно. Приватизированные такси, договорные цены, чего ж ты хочешь?

— Хочу дойти до площади и сесть, как нормальный человек, в троллейбус. Гарантия, через двадцать пять минут будем на месте. И никакого бандитизма.

— А что остается, — вздохнул Грязнов, которому, видимо, очень хотелось на халяву прокатиться в такси.

— Обойдешься, не барин. Я повыше чином, а не брезгую муниципальным транспортом.

Саша был прав: примерно через полчаса они выходили из троллейбуса на остановке «3-я Фрунзенская», заканчивая разговор, который начали еще на Пушкинской площади.

— Но почему, — стоял на своем Грязнов, — так и не смогли обнаружить в таком огромном домище ни больших денег, ни валюты? Ну не бывает так, Саня, поверь старому сыскарю. И человек это не тот, чтобы все капиталы до копеечки в коммерческих банках держать. Таким гадам постоянно солидная наличка для оборота нужна.

— Согласен. Но причин может быть лишь две. Первая — плохо искали или вовсе не хотели искать, а вторая — вся его наличка находится за пределами усадьбы. И тогда дом его чист — и перед Богом, как говорится, и перед случайным, непредвиденным обыском. Второе вернее.

— Не знаю, почему твой мудрый шеф так защищал Полякова, может, он его лучше знает, но у меня этот человек никаких особых симпатий не вызвал. Возможно, даже наоборот. И звонок его к Меркулову я готов расценить несколько иначе.

— Например?

— Элементарно. Чего-то испугался. Или не один был при разговоре с данными «высокопоставленными» посетителями. Ведь то, что они обычные жулики, он узнал гораздо позже. И вообще, сам ли он звонил помощнику Позднякова или его кто надоумил, а точнее, даже и заставил — не все ж там у них окончательные мерзавцы, — это нам пока тоже неизвестно. Может, просто не было у Полякова другого выхода из ситуации, в которую он случайно влип. Или — неслучайно.

— Ну, дружок, так-то можно любого подвести под подозрение. Нельзя же…

— И это ты мне говоришь? Ты, который сам не раз и не два горел в буквальном смысле по вине своих коллег, в которых, как и сейчас, не сомневался! Саня, что я слышу!

Турецкий усмехнулся горячке друга.

— Слышишь голос достойного ученика достойнейшего учителя. Мало?

— Мало. Потому что за всей этой операцией, которую Никита провел молниеносно и практически бескровно — ну с единственным исключением — нету главного: связей Гурама, а значит, и его дел. Вынули кирпич, но стену-то не разрушили. А теперь эта дырка, которую раньше занимал кирпич, может превратиться в бойницу.

— О-го-го, старик! Ты уже как Лев Николаевич заговорил! Вот что значит гуманитарное воспитание Нины Галактионовны. Хороший образ — можешь ей передать.

— Не зли меня, — огрызнулся Слава.

— И не думаю, тем более что образ наверняка все-таки твой. Поскольку не совсем точный. Я полагаю, понимаешь, что именно эта дырка уже никак не сможет стать бойницей. А вот местом, куда следует заложить хороший заряд, — наверняка. Чтоб, как ты говоришь, завалить всю стену. Но этим муторным индустриальным делом, к счастью, надеюсь, мне заниматься не придется. Пусть областная прокуратура крутит, а Костя курирует, раз ему нравится Поляков.