Омар все не мог насмотреться и пришел в себя лишь тогда, когда кондуктор за его спиной подтолкнул его к выходу: «В конец состава, два последних вагона — купе четвертого класса».
На мгновение Омар размечтался попутешествовать, как какой-нибудь Саид, в купе первого класса; но он не слишком огорчился — поездка в четвертом классе обещала быть не менее захватывающей. Когда мальчик спускался, к нему подошел профессор, выдохнувший только что огромное серое облако сигарного дыма.
— И не забудь сойти в Луксоре. Иначе доедешь до самого Асуана!
Омар кивнул: «Да, Саид».
Последний вагон был набит тюками и коробками. Клетки с птицами и животными висели на стенах и распространяли ужасный запах. Повезло тем, кто успел занять место на скамейке. Остальные сидели на собственном багаже, пройти в середину было невозможно. Так что Омару не осталось ничего иного, как устроиться возле своего свертка.
Стук закрывающихся дверей и крики провожающих оповестили пассажиров об отправлении поезда. Резкий свисток прозвучал над зданием вокзала, и медленно, сначала совсем незаметно, с пыхтением и скрипом, поезд тронулся. Сквозь открытые окна врывался душный воздух. Омар был взволнован, как никогда прежде, — поезд набирал скорость, и хрупкий деревянный вагон бросало из стороны в сторону, как мячик, а дома огромного города проносились мимо, как птицы.
Мысли Омара были прикованы к путям железной дороги. Он просто не мог себе представить, что они бесконечны и доведут их до самого Луксора, что они доходят до самого Асуана вдоль берегов Нила; скорее всего, где-нибудь в пустыне пути закончатся и поезд потерпит крушение, погребя под собой всех пассажиров.
Скоро поезд набрал такую скорость, что всадник на лошади уже не поспел бы за ним и в случае появления на путях верблюда или буйвола торможение уже было бы невозможно. Inscha’allah. Мальчик спрятал лицо в коленях и обхватил голову руками. Только однажды Омар поднял взгляд к окну, когда поезд поравнялся с Нилом, и пассажиры парохода замахали пассажирам поезда пестрыми платками.
В какой-то момент Омар, должно быть, заснул, — этому способствовали монотонный стук и равномерное покачивание поезда; так что он вскочил от неожиданности, когда тормоза заскрипели, и поезд остановился у станции. «Бени Суэйф, Бени Суэйф!» — выкрикивал кондуктор, пока толпы людей штурмовали двери вагонов. Никто не сошел с поезда, зато сотни людей набились в переполненный состав. Плотнее всего были забиты купе третьего и четвертого классов, так что Омар вынужден был подвинуться к соседу еще плотнее. У него перехватывало дыхание от жары и вони, но сильные, опаленные солнцем мужчины и подростки напирали и напирали, пока последний пассажир не покинул перрон.
Поезд уже вновь пустился в путь, когда Омар почувствовал, что его толкают в бок. Он обернулся и обнаружил перед собой личико светлокожей девочки.
— Вот, возьми. — И Омар потянулся за палочкой, которой она его только что ткнула. Девочка достала еще одну откуда-то из-под одежды и начала ее есть, показывая пример.
— Что это? — спросил Омар.
— Сахарный тростник, — ответила девочка, выплюнув пару волокон растения.
Омар попробовал: кисло-сладкое на вкус, превосходно утоляет жажду. Он кивнул: «Хорошо, спасибо».
— Можешь взять еще, если хочешь, у меня много. — При этих словах девочка откинула длинный платок, укрывавший ее голову, шею, грудь и достававший до пола. В чем-то вроде фартука у нее была целая связка сахарного тростника.
— Мы едем со сбора сахарного тростника. Здесь все едут со сбора сахарного тростника. Нам платят три пиастра в день, детям — половину.
Омар смотрел на девочку, и та поняла, о чем он думает.
— Ты хочешь знать, получаю ли я три или полтора пиастра в день, правда? — Не дожидаясь ответа, она продолжала: — Три пиастра. |