Я говорил себе: «Через несколько лет, после победы, когда утихнет вся эта ненависть, а Плео, возможно, умрет, станет ясно, что я был прав, или, по крайней мере, я сам буду уверен в том, что поступил правильно».
О! Я понимаю, ты удивлен. «Значит, ты не убивал его!» Спокойно, прошу тебя. Я еще не кончил свою историю, мне еще многое предстоит сказать. А пока мы остановились на том, что я согласился отвезти Плео на вокзал в Риом. Он назначил мне свидание через день в половине десятого. Не стану рассказывать тебе о муках совести, которые терзали меня в оставшиеся часы. Я упорствовал, убеждая себя в том, что выбрал самое гуманное решение, а между тем меня все время одолевали сомнения. Я вынужден был признать, что внезапный отъезд Плео вполне меня устраивал. Но не становился ли я таким образом его сообщником? На это я ответствовал, что изгнание само по себе является тяжким наказанием и что жалость моя служит в конечном счете делу Правосудия. Я был жертвой обстоятельств, о которых вряд ли можно судить хладнокровно, я не мог поступить иначе. Итак, перехожу к фактам, попробую изложить их без всяких прикрас.
В условленный час я явился к Плео. Пистолет лежал у меня в кармане. Даже теперь мне трудно объяснить, зачем я его взял. Может быть, потому, что спускалась ночь? А может быть, чтобы придать себе смелости? Не знаю, во всяком случае, идея эта оказалась пагубной. Дул сильный западный ветер, пустынные улицы выглядели мрачно. Плео был доволен. Скверная погода облегчала нашу задачу.
— Я включил газогенератор, — сказал он мне. — Все в порядке.
Он приготовил не очень большой чемодан, положил на него свои перчатки и фуражку. Одет он был, как обычно: куртка и спортивные брюки. Он предложил мне выпить посошок.
— Если что-то вам здесь нравится, возьмите себе.
Я отклонил подарок. Он ковылял из одной комнаты в другую, бросал последний взгляд на то, что оставлял. В одной руке он держал бутылку коньяку, в другой — свою палку. Время от времени он прикладывался к горлышку.
— Больше всего я буду жалеть о своих шахматах. Старинные друзья!
Когда настало время уезжать, он постоял несколько минут посреди библиотеки, — уж не знаю, какие мысли носились у него в голове. Затем провел рукой по лбу и прошептал:
— Пошли!
Он запер ключом дверь, выходившую в сад, потом я караулил, пока он укладывал чемодан и заводил машину, — это всегда давалось ему с трудом. Вокруг — ни души, однако ночь была такой темной, а ветер завывал так громко, что вряд ли я мог заметить притаившегося в засаде врага. Наконец Плео вывел «ситроен» и закрыл ворота. Затем посадил меня за руль и отдал связку ключей.
— Эта проклятая нога не дает мне ходу. Я уж думал, что не справлюсь. Ну, в путь.
Я давно не водил машину, а газогенератор еще прибавлял трудности. Однако, проехав на малой скорости с километр, я почувствовал себя увереннее и прибавил газ.
Плео откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Из-за козырьков, выкрашенных в синий цвет, которыми были прикрыты фары, свет пробивался с трудом, и я ничего не различал, кроме дрожащих бликов. Не проехав и полпути, я уже весь взмок от страха сделать неверный поворот, руки мои дрожали. Тем не менее я беспрепятственно добрался до первых домов Риома и через пять минут уже остановился у вокзала. Плео открыл глаза.
— Вот мы и приехали. Благодарю вас, мсье Прадье. Я этого не забуду.
И еще добавил несколько слов, которые до сих пор звучат у меня в ушах:
— Вы снова спасли мне жизнь.
Я помог ему выйти. Подал ему палку и чемодан. На площади никого не было. Лишь ветер свистел вокруг машины. Слабый огонек светился внутри вокзала. Место казалось мрачным.
— Я помогу вам отнести чемодан, — предложил я. |