Завидев Рашидова, бородач встал и пошел навстречу. Двигался он мелкими шажками и клонился при ходьбе на правый бок. Когда он приблизился, Руслан ощутил резкий запах нафталина. В руках бородач держал каменный топор — обтесанное рубило на палке, — но никаких враждебных действий не предпринял. Вместо этого он попытался улыбнуться — его грубое, безобразное лицо от этого стало еще безобразнее — и заворчал что-то на непонятном языке. И произошло необъяснимое. Сумрачный мир вокруг потек, сминаясь, складываясь в гармошку, и Рашидов обнаружил вдруг, что он больше не пилот советских ВВС, ведущих боевые действия в Афганистане, а этот необыкновенный, неладно скроенный человек, встречающий путников у Первых Врат неба.

С этим превращением изменилось всё. Была нарушена непрерывность событий, пространство и время закрутились, завязываясь узлом, потом сильный толчок в спину бросил Рашидова (или не Рашидова?) на землю, а когда он, мотая головой, встал на ноги, то увидел, что стоит босой посреди пустой заснеженной равнины, воет вьюга, ему смертельно холодно, но надо идти, потому что за спиной жалкая лачуга, в которой жмутся к костру жена и двое детей, и дети плачут от голода, а жена смотрит потухшим, мертвым взглядом, и надежды пережить эту долгую и страшную зиму уже не осталось.

Вместе с видением заснеженной равнины пришли и чужие воспоминания. Еще совсем недавно этот человек, которым теперь стал Рашидов, ни в чем не нуждался, он жил в цветущем саду, где на каждом дереве висели сочные фрукты, а под каждым кустом сидел упитанный кролик — нужно было только протянуть руку. А потом что-то изменилось (человек до сих пор не понимал, что именно), и тот, чье невидимое, но благожелательное присутствие он ощущал всё время пребывания в необыкновенном саду, вдруг сменил милость на гнев, и человек вместе с недавно обретенной и беременной женой оказался на этой равнине, где жизнь тяжела и опасна, где полно хищников и ядовитых гадов и каждый шаг может стать последним. За что? Почему? В чем он провинился? И зачем в него вдохнули жизнь? Чтобы он страдал, замерзал, подыхал? Чтобы он видел, как умирает его жена? Чтобы слышал, как кричат его дети?..

Тут его позвали по имени. Рашидов обернулся, но увидел только сугробы и цепочку своих следов, заметаемых вьюгой.

«Человек, — позвал голос, — готов ли ты принять веру, которая обрекает тебя на страдания?»

Человек в шкуре леопарда ответил бы, что нет, не готов; да он просто не имел представления о таком расплывчатом и во многом абстрактном понятии, как вера, но Рашидов в нем был все-таки сильнее, и он склонил чужую ему голову: «Я готов. Страдания не пугают меня».

«Что ж, — сказал голос. — Ты прошел Первые Врата».

Заснеженная равнина исчезла в один миг, словно картинка с экрана телевизора в момент его выключения из сети. Рашидов снова стоял на лестнице, ведущей в небо, упираясь ногами в перекладину снизу и держась руками за перекладину сверху. Рядом парил ангел Джибрил.

«Продолжай, — распорядился ангел. — Пока у тебя неплохо получается».

Второй участок лестницы дался Рашидову труднее. Во-первых, он устал — любой устанет, если будет подниматься по вертикальной лестнице продолжительное время; во-вторых, ветер не оставлял попыток скинуть Руслана вниз.

«Вот Вторые Врата», — объявил Джибрил.

«Вижу», — проворчал Рашидов; он перевалился через край новой площадки и с минуту полежал, уткнувшись носом в холодный камень.