Но шока нет. После того как они наблюдали результат работы эскадрильи «Шершней», весь шок из этих людей давно вышел, да и о Крыме теперь ходит слава как о сказочной стране, в которой возможно все.
Но не успела галера исчезнуть за едва видимым во тьме гребнем горы, как ко мне из темноты подходит знаменная группа. Я выдергиваю из ножен свой меч, после чего становится светло как днем, и начинаю говорить на латыни, а энергооблочка повторяет за мной на турецком языке, местном лингва-франко. Но в любом случае, те, кто готов немедленно принять Призыв, слышат меня прямо из ума в ум, а остальные мне уже не особенно интересны.
– Все, кто хочет носить оружие и вместе со мной сражаться со злом, – громко произношу я, – неважно, какой он веры, какой расы и какого народа, пусть отойдут направо. Те, кто хочет вернуться домой и жить мирной жизнью, должны отойти налево. Делайте выбор прямо сейчас, и не жалейте потом о своем выборе, потому что каждый получит свое сполна. Готовые принести мне воинскую присягу прямо отсюда пойдут к месту расположения моих учебных подразделений, где их начнут учить военному делу самым настоящим образом. А те, кто решит вести мирную жизнь, смогут выбрать, остаться им в моих владениях и заняться мирным трудом по своему предпочтению или отправиться на Мальту, во владения ордена госпитальеров.
Толпа бывших гребцов делится на две неравные половины; большая часть (примерно две трети или даже три четверти) движется направо, где их уже ждут тевтонские сержанты-инструктора. Значительная часть тевтонских офицеров, унтеров и солдат, оставшихся не у дел после сокращения герром де Мезьером непомерно раздутой армии, эмигрирует из мира Подвалов, но предпочитает не присоединяться к своим соплеменникам в мире Содома, а записывается на мою службу. Для тевтонов служба настоящему Богу Войны – это как валерьянка для котов, и, едва оказавшись в пределах Запретного Города, они сразу кладут к моим ногам свои мечи. От них у меня командный состав в легионе Велизария и инструктора учебных подразделений, тем более что в своей тевтонской армии эти люди занимались тем же самым. Они знают, что следует делать для того, чтобы превратить почти неуправляемую толпу новобранцев в железные когорты, которые потрясут еще не один мир.
И лишь небольшая часть бывших гребцов идет налево. Ошибки в выборе быть не может. Обнаженное оружие Бога Войны, которое эти люди считают мечом архистратига Михаила, с неумолимой силой зовет к себе настоящих воинов, и в то же время пугает людей мирных призваний. Я чувствую, что большинство из тех, что выбрали мирный труд, предпочтут остаться у меня в Крыму. Современная Европа – это еще тот клубок скорпионов и ехидн, где человек без гроша в кармане запросто может оказаться рабом своего единоверца, у которого эти гроши имеются в достаточном количестве. И это хорошо, потому что эти люди будут значительно лояльнее хоть мне, хоть императрице Дагмаре, чем жившие тут прежде греки, армяне, евреи и готы. Сейчас их тоже накормят и напоят, разведут по палаткам, а на следующее утро мои люди начнут сортировку, не прибегая к каким-то магическим приемам.
Теперь надо как можно скорее провести с добровольцами ритуал групповой присяги, потому что к пляжу уже подходит следующая галера, и оттуда прекрасно видно все. Как только она причалит, все начнется сначала.
Продолжая держать меч в поднятой руке, я поворачиваюсь к призванным и произношу слова взаимной Страшной Клятвы:
– Знайте, что я клянусь убить любого, кто скажет, что вы все вместе и по отдельности не равны мне, а я не равен вам. Я клянусь убить любого, кто попробует причинить вам даже малейшее зло, потому что вы – это я, а я – это вы, и вместе мы сила, а по отдельности мы ничто. Я клянусь в верности вам и спрашиваю: готовы ли вы поклясться в ответ своей верностью мне и нашему общему дело борьбы со злом, в чем бы оно ни заключалось?
Все, дело сделано – они мои, а я их. |