– Ольга Николаевна, – сказала она низким голосом, – кто вам рассказал такие недетские вещи?

– Госпожа Ника, – ответила моя племянница, опустив очи долу, – когда все говорят и думают об одном и том же, то выяснить истину до конца совсем несложно…

– Понятно, – хмыкнула госпожа Кобра, – это все боец Матильда! Вряд ли Профессор стал бы откровенничать с девчонками.

– И вовсе нет, госпожа Ника! – топнула ногой Ольга, – не виноватая она, мы с Татьяной сами на нее насели, потому что не надо держать нас за дурочек! Не просто же так вы забрали ПапА и МамА вместе с нами из Петербурга. Не наказывайте Матильду, пожалуйста…

– И в самом деле, Ника, – мягко сказала Анна Сергеевна, – утаить что-то в нашем колхозе – дело нереальное. Самое главное, что девочки сами все правильно поняли. Ведь правда?

– Да-да, уважаемая Анна Сергеевна! – закивала племянница. – Мы все поняли правильно. Нам еще никогда не было так хорошо и спокойно как здесь, у вас. Быть царевнами – это тяжкая кабала. Туда не ходи, сюда не смотри, с этими не играй, это тебе знать не положено…

– Да уж… – хмыкнула госпожа Кобра, – юные амазонки – это далеко не институт благородных девиц.

– Амазонки? – удивленно переспросила я. – Ольга, а где, собственно, ваша няня мисс Игер?

– Она сейчас в Башне Терпения, парится в бане… – ответила та.

– Парится в бане? – я недоуменно моргнула, представив, как рыжее лошадеобразное существо женского пола нахлестывает себя веником в русской парной… чего в случае мисс Игер не могло быть никогда.

– Английским словом «бан» у нас называют изоляцию от общества, – любезно пояснила Кобра. – Получилась некая игра слов. Так что слова «париться в бане» означают «находиться в полной изоляции».

– Но почему мисс Игер должна находиться в изоляции? – спросила я. – Неужели она совершила какое-то преступление?

– Она на карантине, – тихо сказала госпожа Кобра, – потому что ни один англосакс не будет иметь свободы передвижения по нашей базе до тех пор, пока не будет доказано, что его ум не оседлан враждебными потусторонними сущностями.

– Я ничего не понимаю… – растеряно пробормотала я, – объясните мне, пожалуйста, почему вы так враждебно настроены в отношении представителей британской нации? Моя няня, мисс Франклин – милейший человек, от которого я не видела ничего, кроме добра…

Госпожа Кобра мрачно ответила:

– Были уже прецеденты, когда мы, заглянув внутрь не самого плохого британца или американца, находили там такой ужас, которому лучше бы и вовсе не существовать на этом свете. Исключений из этого правила практически не бывает. У кого-то демоны тихие, просто делающие этих людей несчастными, а у кого-то буйные, вызывающие приступы немотивированной ненависти ко всему неанглийскому.

Я хотела задать еще кучу возмущенных вопросов, но она прервала меня прямо-таки с солдатской прямотой:

– Знаете что, милочка… Наш разговор выходит за рамки беседы, которую можно вести в присутствии детей. Главное – вы увидели, что ваши племянницы живы, здоровы и благополучны, чего и вам желают. Все дальнейшие вопросы – только в тесной компании между мной, тобой и Анной Сергеевной. Еще при желании можно позвать к нам Анастасию, Лилию и мисс Зул и, не откладывая дела в долгий ящик, устроить тебе экспресс-консилиум… А тут, как и всегда в подобных случаях, старшим на хозяйстве остается Его Высочество британский принц-консорт Альберт-Эдуард… Сэр, не будете ли вы добры немного побыть пастырем для подрастающего поколения?

И только тут я заметила пожилого джентльмена, одетого по британской моде примерно пятидесятилетней давности, скромно стоящего в углу.