Он услышал, обернулся украдкой, но не подчинился, наоборот, пришпорил своего скакуна. Значит, он свой выбор уже сделал.

Я тщательно прицелился, пытаясь поймать фигуру князя на мушку. На полном скаку попасть в него можно было только чудом.

— Господи, помоги, не оставь, только на Тебя надеюсь, — прошептал я и нажал на спуск.

Порох на полке вспыхнул моментально, отдача чуть не вывернула пистолет из руки. На жёлтой епанче князя Старицкого расцвёл кроваво-красный цветок. Он начал валиться набок из седла.

Его люди обернулись, увидели меня, начали тянуть за поводья, разворачивая коней. Их было четверо, князь уже рухнул наземь и его я за противника не считал. Сейчас ударят в сабли, и мне конец. Пусть даже они не смогли защитить своего хозяина, так хоть отомстят за него. Я обернулся тоже, опричники мчались сюда, но слишком далеко. Не успеют.

Зато я успею забрать с собой ещё парочку негодяев.

— Гойда! — заревел я, выхватывая саблю.

Рука наливалась свинцовой тяжестью, но я вскинул оружие и пришпорил лошадь, бросаясь навстречу смерти. Теперь, когда враг ликвидирован, можно было не беспокоиться за судьбу страны. Бояре и князья притихнут надолго, а в остальном Иоанн Васильевич справится и без меня.

Мы сшиблись посреди улицы, громко звякнули сабли, столкнувшись меж собой с лязгом и искрами.

Я гарцевал на коне, размахивая саблей так, как никогда прежде, люди князя пытались меня окружить, подобраться сзади, но я не давался. Продержаться бы до прибытия остальных, а там будь, что будет.

Одного я полоснул саблей по руке, сам почувствовал, как незащищённый бок обожгло, словно пламенем, другой сбил шапку с моей головы. Будь он чуть точнее, срезал бы скальп и часть черепа.

— Бей! — послышался голос Леонтия. Приглушённо, будто сквозь толстое ватное одеяло.

Я ударил снова, мой противник принял клинок на клинок, и в этот же момент десяток опричников конной лавой обрушился на оставшихся негодяев. Я почувствовал, что падаю из седла. Удар о землю вышиб из меня последние силы.

Очнулся я уже совсем в другом месте, раздетый, перевязанный, укрытый тяжёлой овчиной. Самочувствие у меня, откровенно говоря, было паршивым, но чувство выполненного долга грело душу. Всё это было не зря.

Никто ко мне не входил, не интересовался моим состоянием, не пичкал лекарствами. Кусочек неба и каменная стена за крохотным окном, которые я мог разглядеть со своего места, говорили мне, что я в Кремле. И судя по тому, что я не в подземных камерах Беклемишевской башни, государь не слишком-то расстроился, что я убил его двоюродного брата.

Через какое-то время ко мне заглянул дядька.

— Слава те, Господи, живой! Очнулся! — воскликнул он, и тут же умчался прочь.

Я даже не успел попросить его принести воды. Через несколько минут он вернулся. Вместе с царём. Иоанн был бледен от недосыпа, смотрел на меня хмуро и даже сердито.

— Здрав будь, Никита, — хрипло сказал он.

— И ты здрав будь, государь, — тихо сказал я.

— Ослушался ты меня, — с укоризной произнёс царь. — Зачем Владимира убил?

— Ушёл бы иначе… — сказал я.

— И пусть бы уходил, — проворчал Иоанн.

— А потом бы с польским царём вернулся, кровь нашу проливать, — сказал я.

Царь не нашёлся с ответом, промолчал.

— Теперь не вернётся… — добавил я. — Теперь спокойно царствовать можешь…

Иоанн вздохнул. Такую цену он платить был не готов, но я решил всё за него. Так получилось.

— Стало быть, и я тебе не нужен уже, — продолжил я. — Дозволь со службы твоей уйти. Жениться хочу. Поместье строить поеду.

— Куда собрался? — фыркнул царь. — Жениться? На Евдокии? Женись.