Счастлив тот, кто сумел с такой точностью соразмерять свои нужды, что его
средства оказываются достаточными для удовлетворения их, без каких-либо
хлопот и стараний с его стороны. Счастлив тот, кого забота об управлении
имуществом или о его приумножении не отрывает от других занятий, более
соответствующих складу его характера, более спокойных и приятных ему.
Итак, и довольство и бедность зависят от представления, которое мы
имеем о них; сходным образом и богатство, равно как и слава или здоровье,
прекрасны и привлекательны лишь настолько, насколько таковыми находят их те,
кто пользуется ими. Каждому живется хорошо или плохо в зависимости от того,
что он сам по этому поводу думает. Доволен не тот кого другие мнят
довольным, а тот, кто сам мнит себя таковым. И вообще, истинным и
существенным тут можно считать лишь собственное мнение данного человека.
Судьба не приносит нам ни зла, ни добра, она поставляет лишь сырую
материю того и другого и способное оплодотворить эту материю семя. Наша
душа, более могущественная в этом отношении, чем судьба, использует и
применяет их по своему усмотрению, являясь, таким образом, единственной
причиной и распорядительницей своего счастливого или бедственного состояния.
Внешние обстоятельства принимают тот или иной характер в зависимости от
наших внутренних свойств, подобно тому, как наша одежда согревает нас не
своей теплотою, но нашей собственной, которую, благодаря своим свойствам,
она может задерживать и накапливать. Тот, кто укутал бы одеждою какой-нибудь
холодный предмет, точно таким же образом поддержал бы в нем холод: так
именно и поступают со снегом и льдом, чтобы предохранить их от таяния.
Как учение - мука для лентяя, а воздержание от вина - пытка для
пьяницы, так умеренность является наказанием для привыкшего к роскоши, а
телесные упражнения - тяготою для человека изнеженного и праздного, и тому
подобное. Вещи сами по себе не являются ни трудными, ни мучительными, и
только наше малодушие или слабость делают их такими. Чтобы правильно судить
о вещах возвышенных и великих, надо иметь такую же душу; в противном случае
мы припишем им наши собственные изъяны. Весло, погруженное в воду, кажется
над надломленным. Таким образом, важно не только то, что мы видим, но и как
мы его видим.
А раз так, то почему среди стольких рассуждений, которые столь
различными способами убеждают людей относиться с презрением к смерти и
терпеливо переносить боль, нам не найти какого-нибудь годного также для нас?
И почему из такого множества доводов, убедивших в этом других, каждому из
нас не избрать для себя такого, который был бы ему больше по нраву? И если
ему не по силам лекарство, действующее быстро и бурно и исторгающее болезнь
с корнем, то пусть он примет хотя бы мягчительного, которое принесло бы ему
облегчение. Opinio est quaedam effeminata ас levis, nec in dolore magis,
quam eadem in voluptate: qua, cum liquescimus fluimusque mollitia, apis
aculeum sine clamore ferre non possumus. |