Были обнаружены
и такие народы, для которых наша мясная пища оказалась ядовитою и
смертельною. Consuetudinis magna vis est. Pernoctant venatotes in nive: in
montibus uri se patiuntur. Pugiles caestibus contusi ne ingemiscunt quidem.
{Велика сила привычка. Охотники проводят ночь на снегу, страдают от мороза в
горах. Борцы, избитые цеестами, даже не издают стона [7] (лат.)}
Эти позаимствованные в чужих странах примеры не покажутся странными,
если мы обратимся к личному опыту и припомним, насколько привычка
способствует притуплению наших чувств. Для этого вовсе не требуется
прибегать к рассказам о людях, живущих близ порогов Нила, или о том, что
философы считают музыкою небес, а именно, будто бы небесные сферы, твердые и
гладкие, вращаясь, трутся одна о другую, что неизбежно порождает чудные,
исполненные дивной гармонии звуки, следуя ритму и движениям которых
перемещаются и изменяют свое положение на небосводе хороводы светил, хотя
уши земных существ - так же, как, например, уши египтян, обитающих по
соседству с порогами Нила, - по причине непрерывного этого звучания не в
состоянии уловить его, сколько бы мощным оно ни было. Кузнецы, мельники и
оружейники не могли бы выносить того шума, в котором работают, если бы он
поражал их слух так же, как наш. Мой колет из продушенной кожи вначале
приятно щекочет мой нос, но если я проношу его, не снимая, три дня подряд,
он будет приятен лишь обонянию окружающих. Еще поразительнее, что в нас
может образоваться и закрепиться привычка, подчиняющая себе наши органы
чувств даже тогда, когда то, что породило ее, воздействует на них не
непрерывно, но с большими промежутками; это хорошо знают те, кто живет
поблизости от колокольни. У себя дома я живу в башне, на которой находится
большой колокол, вызванивающий на утренней и вечерней заре Ave Maria [8].
Сама башня - и та бывает испугана этим трезвоном; в первые дин он и мне
казался совершенно невыносимым, но спустя короткое время я настолько привык
к нему, что теперь он вовсе не раздражает, а часто даже и не будит меня.
Платон разбранил одного мальчугана за то, что тот увлекался игрою в
бабки. Тот ответил ему: "Ты бранишь меня за безделицу". - "Привычка, -
сказал на это Платон, - совсем не безделица"9.
Я нахожу, что все наихудшие наши пороки зарождаются с самого нежного
возраста и что наше воспитание зависит главным образом от наших кормилиц и
нянюшек. Для матерей нередко бывает забавою смотреть, как их сыночек
сворачивает шею цыпленку и потешается, мучая кошку или собаку. А иной отец
бывает до такой степени безрассуден, что, видя как его сын ни за что ни про
что колотит беззащитного крестьянина или слугу, усматривает в этом добрый
признак воинственности его характера, или, наблюдая, как тот же сынок
одурачивает, прибегая к обману и вероломству, своего приятеля, видит в этом
проявление присущей его отпрыску бойкости ума. |