Но меня уже "понесло".

– Вы хоть понимаете, что творите?! – сказал я, повышая голос. – Тени – это смертельные враги человечества! Они не принесут ничего, кроме смерти, разрушения и хаоса. И если кто-то впаривает идею о том, что их можно использовать, то это либо наглый лицемерный лжец, либо неадекватный психопат! Никто не может контролировать их. Никто не может предсказать, как они себя поведут. Это неконтролируемое стихийное бедствие, которое может уничтожить всех без разбору. Невозможно долго играть с огнём. Рано или поздно обожжёшься. Вот только этот ожог может стать смертельным не только для нас, но и для всего человечества! Мы должны объединить свои усилия, чтобы уничтожить их, пока не стало слишком поздно! Вы хоть понимаете это?!

Аркадий Иосифович, немного ошарашенный моим напором, медленно кивнул.

– Я тебя услышал, Теодор, – сказал он. – Но что по народу? Его нужно как-то направить в нужное русло.

– Проваливайте, – отрезал я. – И либо прибейте Леоса и его компанию, либо отмежуйтесь от них официально. Иначе я не буду с вами иметь никаких дел.

– Леос имеет на тебя зуб, Теодор, – сказал Аркадий Иосифович. – Судя по всему, он задумывает что-то серьёзное и в ближайшее время сделает свой ход. Будь осторожен.

– Ну что ж, – пожал я плечами. – Флаг ему в руки, барабан на шею. Пусть приходит!

Глава 18

Виктор Волынский, после того как снова ощутил восторг полёта, уже второй день не мог прийти в себя. Несмотря на то, что механические протезы, казалось бы, не должны были передавать дрожь, его руки подрагивали от нахлынувших эмоций и адреналина. В голове вихрем проносились мысли, чувства переполняли его до краёв. Давно забытые ощущения скорости, высоты, свободы – всё это обрушилось на него с новой силой, смешанной со страхом и восторгом.

Он помнил тот ужас, который испытал, когда его самолёт, подбитый вражеским огнём, начал падать. Помнил боль, крики, запах гари. Помнил, как его вытаскивали из горящих обломков, как врачи ампутировали ему руки. Помнил тот момент, когда он, очнувшись в госпитале, осознал, что его жизнь, как пилота, закончена.

Именно поэтому Виктор так боялся опозориться перед Теодором и Скалой. Он не верил в себя, не верил в то, что сможет снова управлять вертолётом. Но Теодор дал ему этот шанс. Шанс, который он ждал долгие годы. Ведь его отец, Святослав Волынский, после той трагедии поклялся, что больше никогда не посадит сына за штурвал. И Виктор понимал его страх и желание защитить сына от новой трагедии.

Но как он мог не летать? Виктор с самого раннего детства мечтал о небе. Он навсегда запомнил, как ещё будучи пятилетним ребёнком, одним солнечным утром забрался на крышу родового поместья, чтобы понаблюдать за небом, где кружил одинокий ястреб. Витя заворожённо следил за каждым взмахом крыльев хищной птицы, за её плавными виражами и стремительными пике.

– Витенька, слезай оттуда немедленно! – раздался обеспокоенный голос матери.

Но Витя словно не слышал. В тот момент он представлял себя этим ястребом – свободным, парящим высоко над землёй, способным увидеть весь мир с высоты птичьего полёта. В тот момент Витя понял – он тоже хочет летать. Хочет ощутить эту свободу, парить над землёй, как птица.

Вечером того же дня во дворе поместья Волынских приземлился вертолёт. Из него вышел старый друг отца – бравый полковник авиации. Не помня себя от восторга, Витя кубарем скатился по лестнице и выбежал во двор, чтобы, затаив дыхание, разглядеть поближе блестящую машину.

Полковник, увидев мальчугана, широко улыбнулся:

– Ну что, молодой человек, хочешь прокатиться?

Глаза Вити загорелись от открывшейся возможности.