Чтобы отвлечься от мыслей, он снова принялся за работу. И тут же с холодком в душе ощутил, что что-то исчезло. Неуверенно коснулся кистью хол­ста, пытаясь поймать, уловить потерянное чувство. И, чем больше работал, тем отчетливее понимал: у него ничего не получается...

Это была катастрофа. Вот он, анчар — замеча­тельная работа. Но спроси его кто-нибудь, как он смог это написать, как сумел передать средствами живописи атмосферу смерти, и Илья не знал бы, что ответить. Исчезло чувство, исчезло то, что вело его все последние дни.

Наконец он отложил кисти — просто не хотел уродовать картину. У него еще оставалась надеж­да, что вдохновение вернется...

Не вернулось. Утром следующего дня, прому­чившись больше часа, Илья вновь признал свою несостоятельность. У него ничего не получалось, причем не получалось до такой степени, что ста­новилось страшно. Илья напоминал себе человека, который всю жизнь прожил в затхлом подземелье. Наконец ему улыбнулось счастье: он увидел солнце, вдохнул чистый свежий воздух, ощутил радость, понял, что жизнь может быть совсем другой, — как вдруг все вернулось на круги своя. И снова перед ним покрытые плесенью стены подвала, снова ему приходится дышать тяжелым спертым воздухом. Сказка поманила и исчезла...

Почувствовав необходимость как-то развеять­ся, Илья надел куртку, взял зонтик — небо снова хмурилось — и отправился гулять.

Он шел по серым улицам города и думал о том, почему у нас все так уныло и мерзко. Люди-ско­ты, водители-дебилы — ему пришлось торопливо отшагнуть в сторону, чтобы не быть обрызганным водой из-под колес пронесшегося по дороге автомо­биля. Ведь видит же, гад, что человек идет, знает, что обольет его. Или потому и несется?

Дойдя до парка, Илья немного успокоился, но настроения все равно не было. Медленно бредя по усыпанной листьями дорожке, он думал о том, что вся его прежняя жизнь ему ничего не дала. А ведь не самым плохим человеком был — зла людям не делал, не предавал никогда никого, не подставлял. Да, добра от него тоже было немного — так кто виноват? Если где-то там, наверху, есть какие-то небожители, если они учат нас, как надо жить, то почему не подсказали, не поправили? Не напра­вили на путь истинный? Или им, небожителям, на всех наплевать? Где они были, пока ему было трудно, почему не помогли, когда у него ничего не получалось? За что ему любить свет, который ему ничего не дал?

Илья остановился. Было очень тихо и пустын­но, снова начал накрапывать дождь.

— Что мне делать, Господи? — тихо спросил он, подняв голову. — Что мне делать? Если есть Ты где-то там в небесах — ну так помоги же мне! Я хочу быть художником, я не могу без этого жить. Это — мое. Но ты не дал мне таланта. Почему, Го­споди? Чем я провинился перед Тобой?

Позади насмешливо каркнула ворона. Илья обернулся — глупая птица сидела на вершине бе­резы. Вот она взмахнула крыльями, снялась с ме­ста и улетела, не забыв еще раз издевательски каркнуть на прощание.

-— Видишь, Господи? — произнес Илья. — Даже вороны смеются надо мной. Ты покинул меня, я Тебе не нужен. Так почему я должен хра­нить верность Тебе? За что? Я уже потерял по­ловину жизни. И не хочу потерять то, что мне осталось. Дай мне талант, Господи. Помоги. Кля­нусь — до конца жизни тогда буду верен Тебе. Только помоги...

Небеса молчали. Постояв несколько минут, Илья ощутил себя удивительно глупо и побрел домой, ду­мая о том, что, если Бог действительно милосерден, Он не может не помочь. А не поможет...

Если не поможет, тогда и говорить не о чем — Илья шел домой, в его душе медленно нарастало ожесточение. Просил он Бога о помощи? Просил. Ждал ее? Ждал.