У Митци постоянно жили гости, пили и ели за ее счет и без конца ссорились друг с другом, устраивая жуткий кавардак.
В первой спальне, куда заглянул Дэвид, спала незнакомая темноволосая девушка в мужской пижаме. Во сне она сосала большой палец.
Во второй спальне ему повезло больше. Она оказалась пустой, хотя постель не убрана, а на столике тарелки с остатками завтрака – яичницы.
Дэвид бросил сумку на постель и достал плавки. Мигом переоделся, спустился по боковой лестнице на пляж и побежал – вначале рысцой, потом быстрее, потом понесся так, словно за ним гналось какое-то чудовище. В конце пляжа, где начинались скалы, он бросился в ледяной прибой и поплыл к груде водорослей. Холодная вода обжигала, и, выйдя из нее, он посинел и дрожал. Но ощущение, что его преследуют, исчезло, а возвращаясь рысцой в дом Митци, он слегка согрелся.
Чтобы принять ванну, пришлось снять с веревок над ней множество трусиков и бюстгальтеров. Он до краев заполнил ванну горячей водой, погрузился в нее, и в этот момент дверь распахнулась и, как северный ветер, влетела Митци.
– Где ты, воин? – Дверь хлопнула. – Я засекла твою машину в гараже и поняла, ты здесь!
– Здесь, куколка, – отозвался он.
Митци встала на пороге ванной, и они улыбнулись друг другу. Дэвид увидел, что она снова поправилась: пояс юбки распирало, под алым свитером большая бесформенная грудь. Она наконец отказалась от безнадежной войны с близорукостью, и на ее маленьком носике сидели очки в металлической оправе, а волосы торчали под самыми неожиданными углами.
– Ах ты, красавчик, – воскликнула она, подходя, чтобы поцеловать его. При этом она вымазала свитер мыльной пеной. – Выпивка или кофе? – спросила она, и Дэвид сморщился при мысли об алкоголе.
– Кофе было бы замечательно, куколка.
Она принесла ему чашку и села на крышку унитаза.
– Рассказывай все! – приказала она.
Они болтали, когда заглянула красивая темноволосая девушка, все еще в мужской пижаме и с припухшими после сна глазами.
– Это мой брат Дэвид. Правда, красавец? – представила его Митци. – А это Лиз.
Девушка села на ведро в углу и посмотрела на Дэвида с таким восхищением, что Митци предупредила:
– Спокойней, дорогая. Даже отсюда я слышу, как у тебя стучит ниже пояса, словно шариками для пинг-понга.
Но девушка оказалась таким молчаливым эфирным созданием, что они забыли о ней и говорили, словно наедине. Наконец Митци без перехода добавила:
– Папа тебя ждет и облизывается, словно голодный людоед. Я ужинала с ним в субботу вечером, он тебя вспомнил миллион раз, не меньше. Странно будет видеть тебя на верху здания Морганов, в угольно-черном костюме, на утреннем совещании в понедельник...
Дэвид неожиданно встал в ванне, выплеснув потоки воды и мыльной пены, и принялся яростно растирать промежность. Девушки с интересом следили за ним, глаза темноволосой так расширились, что, казалось, заполнили все лицо.
Дэвид снова сел, опять выплеснув воду через край.
– Не пойду! – сказал он.
Повисла долгая тяжелая тишина.
– Как это – не пойдешь? – робко спросила Митци.
– А вот так, – ответил Дэвид. – Не пойду в "Группу Морган".
– Но ты должен!
– Почему? – спросил Дэвид.
– Ну, то есть, это решено. Ты обещал папе, что когда закончишь службу...
– Нет, – ответил Дэвид, – я ничего не обещал. Это он так решил. Вот ты сейчас сказала про совещание утром в понедельник, и я понял, что не вынесу этого. Наверно, я всегда это знал.
– Куда же ты пойдешь? – Митци опомнилась от удивления, и ее пухлые щеки залил румянец волнения. |