На скорости чуть выше звуковой Дэвид продолжал низко вести смертоносную машину. Он сосредоточенно выжидал. Когда нужный момент наступил, Дэвид приподнял нос "миража" и правой рукой в перчатке коснулся рычага пуска.

Ревущая серебряная машина приняла положение для ракетного залпа в тот самый миг, когда цель оказалась в центре круга прицела.

Маневр был проделан с автоматизмом, приобретенным в результате множества разнообразных тренировок, и Дэвид нажал на спуск. В движении машины ничто не изменилось, свист ракет почти потерялся в шуме мощного реактивного двигателя, но под крыльями показались две узкие дымовые полоски, и, чувствуя, что попал точно, Дэвид переключил дроссель, чтобы получить добавочное ускорение для подъема.

– Прекрасно, – улыбнулся он, полулежа в кресле и глядя в яркую голубизну, куда устремился нос "миража"; перегрузка прижала его к спинке.

– Привет, Ударник один. Это центр контроля. Точно в цель. Заслужили конфетку. Отличный выстрел. Жаль терять вас, Дэвид. – Это неслыханное нарушение дисциплины переговоров тронуло Дэвида. Ему тоже жаль терять – терять их всех. Он нажал кнопку своего джойстика и заговорил в микрофон шлема:

– Говорит Ударник один, спасибо и пока. Конец связи.

Наземная команда ждала его. Он со всеми обменялся рукопожатиями и грубоватыми шутками, в которых сказывались годы привязанности. Потом пошел в огромную металлическую пещеру, где сильно пахло смазкой и бензином и стояли ряды сверкающих перехватчиков. Даже на отдыхе они создавали впечатление скорости и напряжения.

Дэвид коснулся холодного металла одного из них. Дневальный нашел его рядом с машиной; Дэвид пристально смотрел на изображение летающей кобры на фюзеляже.

– Командир передает свои поздравления, сэр, и просит вас немедленно явиться к нему.

Полковник "Растус" Науд – сухощавый, со сморщенным обезьяньим лицом – небрежно носил свой мундир и ленточки многочисленных наград. Он водил "харрикейны" в битве над Британией, "мустанги" в Италии, "спитфайры" и "Мессершмит-109" в Палестине и "сабры" в Корее и был слишком стар для своей нынешней должности, но ни у кого не хватало храбрости сказать ему об этом, тем более что он летал лучше и стрелял точнее отборных молодых летчиков своей эскадрильи.

– Итак, мы наконец избавимся от вас, Морган, – приветствовал он Дэвида.

– Только после прощальной вечеринки, сэр.

– Ja, – кивнул Растус. – Вы мне доставили много беспокойства за эти пять лет. С вас ведро виски. – Он указал на жесткий стул у своего стола. – Садитесь, Дэвид.

Он впервые назвал Дэвида по имени. Дэвид положил шлем на край стола и, неуклюжий в своем летном высотно-компенсирующем комбинезоне, опустился на стул.

Растус долго набивал трубку крепкой магалисбергской махоркой, внимательно глядя на сидящего перед ним молодого человека. Он видел в нем те качества, которые так высоко ценил Пол Морган: агрессивность, стремление к соперничеству, все то, что делало его отличным пилотом-перехватчиком.

Наконец он закурил, выпустил большой клуб голубого дыма и подвинул по столу к Дэвиду листки бумаги.

– Прочтите и подпишите, – сказал он. – Это приказ.

Дэвид быстро просмотрел документы, поднял голову и улыбнулся.

– Вы сдаетесь нелегко, сэр, – признал он.

Один документ содержал контракт на дополнительные пять лет службы, другой – приказ о производстве в очередное звание – из капитана в майоры.

– Мы затратили много денег и времени, чтобы сделать вас таким, какой вы есть. Вы необычайно талантливы, мы развили ваш талант, и вот вы стали – не буду преуменьшать – отличным пилотом.