Мне не оставалось ничего иного, как примириться с высокими испанскими сапогами и носить их для вящей безопасности – змеи не могли прокусить толстую кожу. А мать Ласаны, женщина необычайно заботливая, помогла по‑своему: из прежнего своего жилья она привела ручного туюи – громадного аиста с черной головой и таким же клювом, ярого искоренителя всяческих пресмыкающихся гадов. И впрямь с этих пор ядовитых тварей у тропинки как будто поубавилось.

У меня вошло в обычай посещать по утрам шхуну я проверять трюмы, где у нас хранились бочонки с порохом. По бревнам, которые я перебрасывал с берега на борт, вместе со мной вбегала и пятнистая собачонка, веселый страж нашего жилища.

Однажды собачонка, вскочив, как обычно, в трюм, как‑то жалобно вдруг заскулила и стремглав в испуге выскочила обратно. Преследуя ее, за ней выползла небольшая темная змея в желто‑коричневую крапинку. Ядовитая – сразу определил я по сердцевидной форме головы и едва успел отпрянуть в сторону. К счастью, в руке у меня был железный прут. Я ударил змею по голове раз, потом второй, и она испустила дух. Однако в трюме затаилась еще одна змея, тоже ядовитая, а у руля обнаружилась и третья. Эта, свернувшись в клубок, вытянула голову и готовилась к прыжку. Крохотные глазки ее светились яростью. Мне без труда удалось обезвредить всех трех тварей – по палубе они не могли быстро ползать и были опасны, лишь когда человек неосмотрительно оказывался совсем рядом с ними.

Появление змей на судне не поддавалось никакому объяснению. Шхуна со всех сторон была окружена водой и не соприкасалась с берегом, за исключением тех минут, когда на нее перекидывались бревна. Откуда же взялись здесь три страшные твари? Не подбросил ли их кто‑то знающий, где я обычно бываю, чтобы от меня избавиться?

Все это было весьма странно. А змеи действительно оказались ядовитыми

– пес, как видно, укушенный змеей, смог лишь добраться до берега и здесь внезапно упал как подкошенный. Минуту или две он еще жил, потом по телу его пробежали конвульсии, из пасти выступила кровавая пена, из глаз и ушей сочилась кровь. Теперь, когда он лежал бездыханный, я мог убедиться В молниеносном действии яда и понял – если бы меня не опередил этот невольный спаситель, сейчас здесь лежал бы мой труп; хотя я не отличался особой впечатлительностью, по спине у меня побежали мурашки.

Я не стал делиться с друзьями возникшими у меня подозрениями, но они и сами тут же пришли к заключению, что это дело вражеских рук. Чьих – нетрудно было догадаться. Теперь и обилие змей у тропы казалось им подозрительным и совершенно противоестественным.

– Да, это он, это его штучки! – заявил Арнак, нахмурившись и воинственно оглядываясь вокруг, словно ища скрытого в кустах врага.

– Ну, сейчас‑то его здесь нет! – усмехнулся я. – Змей он, вероятно, подбрасывает нам только по ночам…

– Ты говоришь, он подбрасывает? – с явным сомнением в голосе спросил Манаури.

– А кто же еще, если не Карапана? – удивился я.

– Он, ясно, он! Нет сомнений! Но сам ли он это делает?

– Если не сам, значит, его помощники…

– И это сомнительно, Ян!

– Тогда я ничего не понимаю! Откуда же тут берутся змеи?

Лицо Манаури выражало беспокойство и тревогу.

– Он шаман, – напомнил вождь как бы в объяснение.

– Значит, ты думаешь, что он приманил сюда змей заклинаниями? – спросил я.