Изменить размер шрифта - +
Молодой, черноволосый, плотный, в наброшенном на голое тело халате. Очень знакомый. Иронически улыбающийся, разглядывающий Ярослава с покровительственным любопытством старшего брата.

— Только не стреляй, — сказал он без всякого страха. — Из этого дерьма даже в степи стрелять не стоит. Держи меня на прицеле и успокойся.

Ярослав быстро оглянулся. За спиной никого не было, и входная дверь была закрыта.

— Как ты сюда попал?

Мужчина засмеялся.

— Знаешь, хотел бы и я это знать… Ярик, ты меня не узнаешь?

Он покачал головой.

— П‑писатель, — из уст пришельца это прозвучало как оскорбление. — Твоя память на лица достойна кроманьонца. Знаешь, почему? Они видели в течении жизни лишь сотню‑другую человек. Впрочем, ты все понимаешь. Просто не хочешь принять истину.

Мужчина встал, и Ярослав непроизвольно отступил на шаг, прижался спиной к двери:

— Я все‑таки выстрелю, — быстро сказал он.

— Верю, — пришелец остановился. — У тебя хватит агрессивности, ты бы и боевыми пальнул. В зеркало посмотри, а потом на меня.

Ярослав опустил пистолет. Его охватила тоскливое бессилие шарлатана, заболевшего теми болезнями, от которых он так успешно «исцелял» других.

— Кто ты?

— По сложившейся в эти мгновения традиции, — человек, который казался его ожившим отражением, снова улыбнулся, — мне бы следовало бы придумать имя с корнем «Виз». Визионист, например. Создатель образов. К счастью, это не обязательно. Зови меня Слава.

— Я не верю в тебя, — сказал Ярослав.

— Понятно. Но это уже ничего не меняет.

Он подошел к нему, мягко забрал из руки пистолет.

— Успокойся. Мне нужна одежда, чашка кофе и совет. Мне нужна твоя помощь.

 

12

 

Сегодня днем Аркадий Львович впервые почувствовал боль. Он готовил обед, размешивая в кастрюльке содержимое яркого пластикового стаканчика. Такой суп полагалось готовить в микроволновке, но нехитрый эксперимент подтвердил относительность всех инструкций. Вполне приличный, почти домашний супчик…

Тонкая игла кольнула в спину, под правой лопаткой. Мгновенная, но предельно острая боль… Аркадий Львович тихо охнул, замирая. Боль исчезла.

Вот как это начинается. С короткой боли. С легкого недомогания. С кашля по утрам.

Он постоял, бездумно глядя, как кружатся в кипятке быстро набухающие овощи. Потом налил в стаканчик кипятка из чайника, выплеснул в кастрюлю. Положил стаканчик на подоконник, в башенку пустых упаковок йогурта и таких же супов. Дочке пригодится, рассаду выращивать. Доживет ли он до этой рассады, интересно.

Есть уже не хотелось, но Аркадий Львович стоически дождался, пока суп сварится, и налил полную тарелку. Нечего давать болезни поблажки. Организм должен бороться, ему нужны силы.

Почему это случилось именно с ним?

Обида уже давно стерлась, утратила яркость. К кому, в конце‑концов, претензии? В Бога он не верил, образ жизни всегда вел здоровый. Просто не повезло. И ведь жизнь уже проходит, в любом случае долго бы он не протянул. Ну, увидел бы третье тысячелетие… а что в нем будет нового?

Наверное, все дело в честолюбии. Каждому хочется оставить след в жизни — и не просто строчкой в энциклопедии, этого он уже добился. Человек

— центр мира, так он ощущает себя, и лишь это заставляет жить. Понимая разумом, что после твоей смерти все останется таким же — лишь без тебя, сердцем это принять невозможно.

И пока срок твой не отмерен, вопреки разуму веришь — еще можно успеть. Стать центром мира, стать стержнем чужих судеб, совершить что‑то невозможное.

Теперь — все.

Он закончит… наверное, свою последнюю книгу.

Быстрый переход