— Да я им уж и так задолжала…

Николай весело взглянул на мать. Ему понравилось, что она сказала «я задолжала», хотя деньги брала для него. Он оценил ее благородство и, наклонившись, звонко чмокнул в щеку.

— А может, еще раз попытаться? — шепнул он матери на ухо. — А? Попытка не пытка, а?

— Пытка! — простонала мать. — Ты не знаешь, Коля, какая это пытка — ходить и клянчить деньги… Раз, второй, третий…

— Эхма! — он досадливо щелкнул пальцами. — Отощали мы с тобой, отощали! Надо бы что-то придумать!

— Что тут думать — на работу надо устраиваться. Тут, Коля, думай не думай, а мимо этого не пройдешь.

— А кто возражает? Кто? Ты возражаешь? Я тоже не возражаю. Все. Иду искать работу. Давай так договоримся — ты берешь у этих куркулей трояк, а я с трояком иду искать работу… Которая тебя бы не огорчала. Заметано?

— Коля, — она положила руку ему на колено, — Коля, меня никакая работа не огорчает. Работа, она и есть работа.

— И опять согласен! — воскликнул Николай, поднимаясь и этим желая как-то подтолкнуть мать, поторопить ее.

— Тут одного согласия мало. Работать надо, Коля. Учиться надо. Жить надо, Коля. Погоди, я ведь не про то, что, дескать, есть-пить надо… С людьми надо как-то жизнь налаживать. И тут у тебя не все в порядке.

Николай с интересом наблюдал, как мать собирается с духом. Вначале подошла к зеркалу, поправила волосы, заведя их за косынку, пристально посмотрела себе в глаза и, будто не выдержав собственного взгляда, опустила лицо в большие шишковатые ладони.

— Ты никак молитву творишь? — хохотнул Николай, стараясь шуткой подбодрить мать, увести ее от опасного настроения. Та не ответила. На ходу утерла губы, сняла передник и повесила на ручку двери, решив, видимо, что без этой застиранной тряпки будет выглядеть достойнее. У выхода постояла с минуту, почти касаясь лицом холодного никелированного замка, напоминающего какой-то хирургический инструмент, беспомощно оглянулась…

— Вперед, маманя! — Николай ободряюще подмигнул ей. — Ни пуха!

Она вышла, не ответив. Поднявшись на следующий этаж, постояла, ожидая, пока успокоится сердце. Глянув вниз, мать увидела на площадке сына — Николай потешными ужимками подбадривал ее.

— Я верю в тебя! — свистяще шептал он. — А то ишь — насобирали деньжищ! Девать небось некуда!

— Да какие деньжищи, господи! — вполголоса, скорее для себя, ответила мать. — Сами перебиваются. Нехорошо, ох как нехорошо… — и нажала кнопку звонка.

Когда она вернулась, Николай заканчивал бриться. Он не бросился к матери, понимая, что ей сейчас одинаково неприятны будут и его радость, и поздравления, и просто вопрос — удалось ли? Матери нужно было успокоиться, прийти в себя, попытаться забыть об унижении, которое только что перенесла. Такие вот посещения соседей она переживала болезненно и подолгу что-то бормотала, будто оправдываясь перед собой же или каясь…

Не оборачиваясь, в зеркало Николай внимательно проследил, как мать проходит в коридор, стоит, будто собираясь с силами, повязывает передник… Уже по тому, как присела к столику, Николай понял — вернулась с деньгами.

— Как погода на улице? — невинно спросил он, давая понять, что деньги — не самое важное, можно поговорить и о другом.

— Выгляни в окно, — без выражения ответила она, и Николай догадался, что мать разгадала его хитрость.

— Солнышко, солнышко, выгляни в окошко, — пропел Николай вполголоса.