Оскар сел и закурил одну из сигарет, которые мы купили на станции в Эшфорде, потом улыбнулся Эйдану (вполне доброжелательно) и сказал:

— Эйдан, инспектор Фрейзер, выслушайте меня: Эдвард О’Доннел не виновен в убийстве Билли Вуда.

Эйдан сел в кресло и посмотрел Оскару в глаза.

— Оскар, вне всякого сомнения, это будет решать суд, а не мы, — сказал он. — Если О’Доннел не виновен, его выпустят на свободу. Если он убийца, его ждет виселица.

— Поверьте мне, он виновен во многом, — серьезно проговорил Оскар, — но только не в смерти Билли Вуда. Сегодня мы с Робертом разговаривали с миссис Вуд. Она сказала, что находилась с О’Доннелом во время убийства. Она готова дать показания под присягой.

— Конечно, готова. — Фрейзер наклонился к Оскару, положив локти на колени и сложив ладони, словно для молитвы. — Вероятно, она вам также рассказала, если только вы сами раньше об этом не узнали, что она замужем за О’Доннелом. Она не слишком надежный свидетель, Оскар, и не может давать показания в защиту мужа. Она солжет, чтобы спасти человека, которого любит.

— Вы так считаете?

— Уверен! Вы должны меня понять! — Фрейзер хлопнул ладонями по коленям. — Она лжет, чтобы защитить человека, которого любит, а также, вполне возможно, и себя.

— Что? — воскликнул Оскар, швырнув сигарету за каминную решетку и поднимаясь на ноги. — Вы думаете, она виновна в убийстве собственного сына?

— Она будет не первой матерью, участвовавшей в убийстве своего ребенка.

— Это нелепо! — вскричал Оскар. — Нелепо и отвратительно!

— Отвратительно, да, — спокойно ответил Фрейзер, — но вовсе не нелепо… — Помните экономку, которая открыла вам дверь в тот день в доме двадцать три на Каули-стрит? Нет сомнений, что она соучастница убийства. Так кто же она? Вы ведь ее видели, Оскар, назовите мне имя.

— Я ее не видел.

— Нет, видели, Оскар. Она открыла вам дверь. Вы сами мне сказали.

— Я не обратил на нее ни малейшего внимания.

— Однако кое-что вы все же заметили, Оскар, разве не так? Когда вы с Робертом пришли ко мне в первый раз, вы рассказали о том, что видели на Каули-стрит. Вы действительно сказали, что не можете описать экономку, за исключением одной детали. Вы обратили внимание на нечто красное. Теперь припоминаете?

— Да, — сказал Оскар. — Красная шаль или шарф, платок, или брошь…

— Или яркое родимое пятно на шее…

Оскар умолк и повернулся к зеркалу, висящему над камином. На каминной полке лежала пара венецианских карнавальных масок, сувениры, привезенные Вероникой из ее любимого города. Оскар провел пальцем по краю одной из масок, словно проверяя, осталась ли там пыль. Фрейзер встал и положил руку ему на плечо. Оскар поднял голову. Оба отражались в зеркале — необычная пара: последний портрет принца-регента кисти сэра Томаса Лоуренса, а рядом Данте, нарисованный Россетти. Когда их взгляды встретились, Фрейзер улыбнулся.

— Оскар, давайте будем друзьями, — сказал он. — Забудем об этом деле! Поедем в Париж! Возьмем Роберта! У нас есть билеты Артура. — Он повернулся ко мне. — Вы ведь поедете с нами, Роберт? Я знаю, Вероника будет рада. Уговорите Оскара, если он будет отказываться. — Фрейзер снова повернулся к Оскару, который пристально смотрел в зеркало. — Вас нужно уговаривать, Оскар? Поедем, шотландец предлагает вам немного весеннего Парижа…

Оскар улыбнулся. Мне вдруг показалось, что его лицо превратилось в маску. Я не мог понять, о чем он думает — об О’Доннеле или Сюзанне Вуд и ее возможном участии в убийстве сына, или об Эйдане Фрейзере и его удивительном предложении присоединиться к нему и его невесте ради короткой поездки в Париж.