Он все же надеялся, что пламя заставит хотя бы некоторых из оставшихся в живых членов «клуба Дорнфорда Иейтса» спасаться бегством через открытую степь, и тогда их можно было бы, не торопясь, перестрелять там по‑человечески. Особенно сожалел Элс о том, что ему не удалось как следует проститься со своим недавним хозяином. Ему очень хотелось отправить «Английскую розу» на тот свет, притом растянув этот процесс по возможности дольше и сделав его предельно невежливым, чего, по его мнению, полковник вполне заслуживал.
Не успел еще остыть пепел, а констебль Элс уже рылся на пожарище, собирая и пересчитывая трупы и лично желая убедиться, что ошибок или неопознанных не будет. Ему удалось найти даже оплавившиеся украшения миссис Хиткоут‑Килкуун, и потому, когда розыски были завершены, Элс был уверен, что кое‑кого не хватает.
Бродя по пожарищу, он снова и снова пересчитывал тела.
– Здесь только одиннадцать, – доложил он сержанту Брейтенбаху, неприязненно наблюдавшему за его действиями.
– А какая разница, – бросил сержант.
– По‑моему, существенная, – ответил Элс. – Должно быть тринадцать.
– Он посчитал что‑то в уме. – Нет, неверно, – сказал он наконец. – Еще одного не хватает.
– Сколько было в доме слуг? – спросил сержант.
– Я только людей считаю, – обиделся Элс, – кафры не в счет.
– Так кого же не хватает?
– Похоже, полковника, – огорченно произнес Элс. – Ловкий, поганец. Вечно улизнет.
Сержант Брейтенбах заметил, что это не такое уж плохое качество, но все же направился к броневику и постучал в дверь.
– Ну что там такое? – сонным голосом отозвался коммандант.
– Элс говорит, что полковник удрал, – сказал сержант и поразился мгновенной перемене в поведении комманданта Ван Хеердена.
– Собак сюда! – лихорадочно завопил коммандант. – Пускайте собак! Во что бы то ни стало найти негодяя! Пока сержант Брейтенбах отдавал распоряжения проводникам доберман‑пинчеров, констебль Элс отправился на псарню, и вскоре вся гравийная площадка перед бывшим домом была заполнена рычащими полицейскими собаками и гончими, причем те и другие явно оспаривали право друг друга находиться в этом месте. Оказавшийся в центре этой волнующейся массы коммандант Ван Хеерден, пораженный и раздраженный тем, что муж миссис Хиткоут‑Килкуун все еще на свободе и теперь, видимо, обозлен вдвойне, старался, как мог, избежать укусов.
– Джейсон, лежать! Снарлер, лежать! – тщетно выкрикивал он, стараясь воспроизвести ту волшебную формулу, которая так прекрасно сработала тогда в лесной лощине. На этот раз она оказывалась бесполезной. Занятые собственными делами, гончие рычали и кидались друг на друга все ожесточеннее, и коммандант уже было подумал, что они загрызут его до смерти. Но тут подъехал на своей маленькой коренастой лошадке Элс, ведя в поводу гнедую кобылу миссис Хиткоут‑Килкуун. Коммандант с благодарностью взгромоздился в седло и огляделся вокруг.
– Пожалуй, меня можно назвать предводителем, – с гордостью произнес он. Элс протрубил в рог, и своры двинулись из ворот в поле.
– Предводителем чего? – поинтересовался Элс, когда они тронулись вслед за собаками.
Кхшмандант посмотрел на него как на идиота.
– Полицейской охоты, разумеется, – ответил он и, пришпорив гнедую, поскакал вслед за гончими, которые уже уловили запах «Английской розы». Смесь «Шанели № 5» и анисового семени, конечно, невозможно было не уловить. Ее почувствовали даже доберман‑пинчеры, зловеще мчавшиеся следом за гончими. Занимался рассвет, и собаки увеличили темп. |