Пока Веркрамп, погрузившись в изучение психологии отклоняющегося поведения, старался забыть о докторе фон Блименстейн, сама она, не подозревая, сколь изменилось уважение к ней Веркрампа под воздействием ее сексуальности, изо всех сил старалась вспомнить подробности вечера, проведенного накануне ими вместе. Единственное, что она помнила, – как ее доставили в городскую больницу Пьембурга, и водитель «скорой» заявил, что она эпилептик. Недоразумение, однако, быстро разъяснилось, был поставлен верный диагноз – мертвецки пьяна, – после чего, насколько она помнила, ей промыли желудок, посадили в такси и отправили домой в Форт‑Рэйпир, где наутро у нее состоялось неприятное объяснение с главным врачом психбольницы. С тех пор она несколько раз звонила Веркрампу, но его телефон был постоянно занят. В конце концов она отказалась от попыток дозвониться, решив, что гоняться за ним ниже ее достоинства.

«Со временем он сам ко мне придет, – самодовольно решила она. – Никуда он не денется».

Каждый вечер, принимая ванну, она с удовольствием рассматривала в зеркале отметины, оставшиеся от зубов Веркрампа, а на ночь клала под подушку разорванные пунцовые трусики – доказательство чувств лейтенанта к ней.

«Какие у него сильные потребности в оральном контакте!» – думала она, и сердце замирало от счастья, а грудь тяжелела в предвкушении.

Миссис Хиткоут‑Килкуун была слишком леди, чтобы предаваться сомнениям насчет того, прилично ли ей поддерживать знакомство с коммандантом Ван Хеерденом. Каждый день после обеда старинный «роллс‑ройс» бесшумно скользил по дорожке, останавливался у поля для гольфа, и миссис Хиткоут‑Килкуун играла – и играла очень хорошо, – пока не появлялся коммандант. После чего она вовлекала его в разговор и тем спасала от необходимости демонстрировать весьма скромные способности к гольфу.

– Вы, наверное, страшно от меня устали, – проговорила она как всегда томно и еле слышно, когда они в очередной раз сидели на веранде гольф‑клуба и беседовали.

Коммандант заверил ее, что ничего подобного.

– Я так мало соприкасалась с настоящей жизнью, – продолжала она. – Потому‑то мне нравится общаться с мужчинами, про которых можно сказать, что они je ne sais quoi.[22]

– Ну, не знаю, – скромно ответил коммандант. Миссис Хиткоут‑Килкуун погрозила ему затянутым в перчатку пальцем.

– А вы еще и остроумны, – сказала она. Коммандант так и не понял, чем была вызвана и к чему относилась эта фраза. – От человека, занимающего высокий и ответственный пост, обычно как‑то не ждешь чувства юмора. Ведь быть коммандантом полиции в таком большом городе, как Пьембург, – это же ужасная ответственность. Наверное, бывают ночи, когда вы от беспокойства просто не можете заснуть.

У комманданта были за последнее время несколько ночей, когда он не мог заснуть, однако о причинах этого он предпочел бы не распространяться.

– Когда я ложусь спать, то сплю, – ответил он. – По ночам меня ничто не беспокоит.

Миссис Хиткоут‑Килкуун окинула его взглядом, полным восхищения.

– Как я вам завидую! – сказала она. – Я так страдаю от бессонницы. Обычно лежу и думаю о том, как все изменилось в жизни. Вспоминаю, как прекрасно было в Кении, пока не появились эти ужасные мау‑мау[23] и не испортили все. Во что сейчас превратили черные эту страну?! Там даже не проводятся больше гребные регаты! – Она вздохнула, и коммандант выразил ей свое сочувствие.

– А вы попробуйте читать на ночь, – посоветовал он.