– А вы попробуйте читать на ночь, – посоветовал он. – Некоторым это помогает.

– А что читать? – спросила миссис Хиткоут‑Килкуун таким тоном, как будто она уже прочла все написанное в мире.

– Ну, например, Дорнфорда Йейтса, – предложил коммандант и с радостью увидел, что миссис Хиткоут‑Килкуун уставилась на него, не скрывая своего изумления. Именно на такой эффект он и рассчитывал.

– И вы тоже? – выдохнула она. – Вы тоже его поклонник?

Коммандант утвердительно кивнул.

– Не правда ли, он великолепен? – продолжала миссис Хиткоут‑Килкуун своим мертвым, еле слышным голосом. – Он абсолютно бесподобен. Мы его преданнейшие поклонники – и муж, и я. Абсолютно преданнейшие. Это было одной из причин, по которым мы перехали в Умтали[24]. Просто чтобы быть поближе к нему. Чтобы дышать тем же воздухом, каким он дышал, чтобы сознавать, что мы живем в одном городе с великим человеком. Это было удивительно прекрасно. Настолько замечательно, что нет слов.

Она на мгновение замолкла, и этой паузы оказалось достаточно комманданту для того, чтобы высказать собственное удивление: он никогда не думал, что Дорнфорд Йейтс жил в Родезии.

– Я всегда почему‑то представлял его себе живущим в Англии, – сказал коммандант, не уточняя, что всегда в данном случае означало всю последнюю неделю.

– Он приехал туда во время войны, – объяснила миссис Хиткоут‑Килкуун, – а потом опять вернулся в свой дом в О'Бонне, в Пиренеях – ну, вы помните, конечно: «Дом, который построил Берри». Но французы вели себя ужасно, и все там изменилось к худшему. Он не смог этого выдержать, переехал в Умтали и жил там до самой смерти.

Коммандант высказал сожаление в связи с тем, что Йейтс уже умер и они не успели познакомиться, чему он, коммандант, был бы весьма рад.

– Да, это было бы огромной честью, – грустно согласилась миссис Хиткоут‑Килкуун. – Лично знать человека, обогатившего английский язык, это огромная честь. – Она как бы почтила память Йейтса, помолчав немного, а потом продолжила: – Как интересно, что и вы находите его великолепным. Я хочу сказать, что… ну… мне всегда казалось, что он может нравиться только англичанам. И встретить вдруг настоящего африканера, которому тоже нравится Йейтс… – она не договорила, явно опасаясь ненароком обидеть комманданта. Ван Хеерден заверил ее, что Дорнфорд Йейтс принадлежит к тому типу англичан, которым восхищаются все африканеры.

– Правда? – переспросила миссис Хиткоут‑Килкуун. – Вы меня удивляете. Он был бы рад услышать это непосредственно от вас. Сам он терпеть не мог иностранцев.

– Я могу это понять, – ответил коммандант. Иностранцы обычно не очень приятные люди.

Когда они прощались, миссис Хиткоут‑Килкуун сказала, что коммандант должен непременно познакомиться с ее мужем, а Ван Хеерден ответил, что счел бы за честь.

– Приезжайте как‑нибудь к нам, погостите у «Белых леди», – сказала миссис Хиткоут‑Килкуун, усаживаясь в машину. Коммандант стоял рядом, придерживая дверцу «роллс‑ройса».

– У какой белой леди? – переспросил он. Миссис Хиткоут‑Килкуун протянула затянутую в перчатку руку и подергала его за ухо.

– Ах вы, противный, – радостно сказала она, – противный и остроумный. – И уехала, оставив комманданта в недоумении, чем он заслужил столь очаровательный…

– Что ты сделала? – переспросил полковник Хиткоут‑Килкуун таким тоном, что могло показаться, будто его вот‑вот хватит апоплексический удар, когда жена сказала ему, что пригласила комманданта погостить у них.