– Но в невежливой форме, – ответил продавец. – Если вам нужен ответ, встаньте в очередь, дождитесь и спросите, как положено.

– Ты знаешь, кто я такой? – рассвирепел комман дант.

– Нет, – ответил продавец, – и не интересуюсь. Но вы находитесь в моем магазине. И если не хотите вести себя здесь как следует, можете убираться.

Коммандант злобно огляделся по сторонам. Все, кто находился в магазине, смотрели на него недружелюбно. Он развернулся и, громко топая, вышел на окружавшую магазин веранду. Кто‑то за его спиной засмеялся, и до него донеслись слова: «Вот чертова обезьяна!» Его давным‑давно уже никто не называл обезьяной. А сегодня вначале назвали черным, а теперь вот еще и обезьяной. На мгновение он застыл на месте, стараясь совладать с охватившим его гневом, а потом повернулся и снова вошел в магазин.

Он остановился в дверном проеме, и на фоне залитой солнцем площади фигура его смотрелась черным силуэтом. Все, кто был в магазине, уставились на него.

– Меня зовут Ван Хеерден, – произнес он негромким, но зловещим голосом. – Я коммандант полиции в Пьембурге. И вы меня еще вспомните. – В любом другом месте в Зулулэнде подобное заявление имело бы эффект разорвавшейся бомбы, но здесь оно не про извело никакого впечатления.

– Тут у нас Малая Англия, – ответил продавец, – пшел вон.

Коммандант повернулся и вышел. Ему сказали «пшел вон», как собаке. Такого оскорбления он не забудет никогда. Ничего не видя вокруг от ярости, он проковылял по ступенькам вниз и какое‑то время постоял на улице, сжав зубы и искоса недоброжелательно поглядывая на великую королеву, непритязательная самонадеянность которой уже больше не казалась ему притягательной. Ему, комманданту Ван Хеердену, человеку, предки которого на руках протащили свои повозки через горы Аардварк, одержали победы над зулусами у Кровавой реки и над англичанами возле Спион‑Коп, – ему сказали «пшел вон», как какой‑нибудь кафрской собаке. И сказали те, чьи предки, не чуя под собой ног, удирали и из Индии, и из Египта, и из Кении при первых же признаках опасности.

– Глупая старая сука! – обозвал коммандант статую и, повернувшись к ней спиной, отправился на по иски почты. Пока он шел, гнев его постепенно прохо дил, уступая место удивлению и изумлению перед са монадеянностью англичан. «Малая Англия» – этот высохший продавец как будто бы даже гордился тем, что его местная «англия» такая маленькая! Для комманданта Ван Хеердена все это было за пределами здравого смысла. Он брел по тротуару, с грустью размышляя над злой, даже преступной игрой судьбы, которая дала ему в руки власть, но не сопроводила эту власть внутренней самоуверенностью, совершенно не обходимой, чтобы можно было практически править. Со стороны это могло бы показаться странным, но коммандант почему‑то внутренне признавал право продавца обходиться с ним как с собакой независимо от того, кем и чем он был. «Я всего лишь бур, паршивый буришка», – думал коммандант, испытывая неожиданный приступ жалости к себе. Он был один в чуждом и враждебном ему мире. За ним не стоял свой народ. Случай забросил его, и то лишь на время, в окружение чужих народов и племен. У англичан был свой Остров – холодный, но для них гостеприимный северный край, куда они всегда могли вернуться. У черных была их Африка – огромный континент, полностью изгнать их с которого не могла бы никакая сила и никакой закон. Он же был африканером, и между ним и забвением стояли лишь его собственные ум, воля и силы. Его дом здесь, и только здесь. Отпущенное ему время – сейчас. Оно пройдет и не оставит после себя ничего, что напоминало бы о его, комманданта, существовании. Расстроенный этими мыслями, Ван Хеерден свернул в переулок, где находилась почта.