– Пожалуй, – проговорил он. Мальпурго снова икнул. – Все еще пучит? – сочувственно спросил коммандант. Попробуйте задерживать дыхание. Иногда это помогает.

Мальпурго ответил, что он уже много раз пробовал так делать, но безуспешно.

– Я однажды вылечил одного человека от икоты, – продолжал коммандант, и было заметно, что он старается припомнить все подробности. – Я его здорово напугал. Это был угонщик машин.

– Интересно, – сказал Мальпурго. – И как же вы его вылечили?

– Сказал ему, что его выпорют.

– Это же ужасно, – Мальпурго передернуло.

– Ну, он тоже был хорош, – ответил коммандант. – Получил пятнадцать ударов… Однако икать перестал.

При воспоминании об этом коммандант улыбнулся. Сидевший рядом преподаватель литературы задумался: какие жуткие последствия могут скрываться за такой вот улыбкой. В присутствии комманданта ему уже не впервые казалось, что он видит перед собой какую‑то примитивную силу, для которой не существуют понятия справедливости и произвола, моральных принципов, этических соображений – ничего, кроме голой силы. В простоте комманданта было не что чудовищное. В его выражении «человек человеку волк» не скрывалось и отдаленной метафоры. Для него это было не моральным убеждением, а фактом, на котором основывалось его существование. Перед реалиями подобного мира, основанного на грубой силе, все навеянные занятиями литературой идеи Мальпурго просто теряли право на существование.

– Полагаю, вы одобряете телесные наказания? – спросил он, заранее зная ответ.

– Это единственное, что дает результат, – сказал коммандант. – От тюрьмы нет никакого толку. Она слишком комфортабельна. А вот если человека выпороть, он об этом никогда не забудет. И если повесить – тоже.

– Только при условии, что есть загробная жизнь, – заметил Мальпурго. – В противном случае, полагаю, о повешении можно забыть так же легко, как и обо всем остальном.

– Есть загробная жизнь или ее нет, но если кого повесили, тот больше никаких преступлений не совершит, это уж точно, – сказал коммандант.

– И это – единственное, что для вас важно? – спросил Мальпурго. – Чтобы он больше никогда не совершал преступлений?

Коммандант Ван Хеерден утвердительно кивнул.

– Это моя работа, – ответил он, – за это мне платят зарплату.

Мальпурго попробовал подъехать с другой стороны.

– Но неужели чья‑то жизнь для вас ничего не значит? Ее священность, красота, ее радости, откровения?

– Когда я ем баранину, то об овце не думаю, – ответил коммандант. Мальпурго живо представил себе эту картину и снова икнул.

– Мрачный у вас взгляд на жизнь, – сказал он. – Такое впечатление, что вы не видите впереди никакой надежды.

Коммандант улыбнулся.

– Надежда есть всегда, мой друг, – сказал он, похлопывая Мальпурго по плечу и одновременно поднимаясь со скамейки. – Надежда есть всегда.

Коммандант ушел. А через какое‑то время и сам Мальпурго тоже покинул беседку и отправился прогуляться пешком до Веезена.

– В наши дни повсюду стало невероятное количество пьяных, – заметил на следующее утро за завтраком майор Блоксхэм. – Вчера вечером в баре познакомился с одним парнем. Преподает английский в университете. На вид ему не больше тридцати. Напился по‑черному и все время орал что‑то насчет того, что все в жизни должно быть относительно. Пришлось отвезти его в гостиницу. Живет в каком‑то санатории или что‑то в этом роде.