Изменить размер шрифта - +
Селезнева смотрела на нас от дверного проема, и на ее глазах стояли слезы. В это время Шмель, который вылез из-под стола зевая, принюхался и стал скакать вокруг нас, тыкаясь мокрым носом в ноги тети Нины. Та охнула, наклонилась и погладила щенка, который вспомнил ее. Ведь видел давно, сколько времени прошло, а запах узнал, и руки, что кормили его и гладили.

— А девчата сказали, что вы погибли, — несколько растерянно пробормотал я.

Тетя Нина дико на меня посмотрела, в ее глазах вспыхнула надежда.

— Ты знаешь, где мои дочери? — вскочила она на ноги.

— Ну да. Они у меня дома, я опекунство оформил, живут нормально, в школу ходят.

Мачеха снова подскочила ко мне и начала обнимать, целуя в щеки то плача, то смеясь. Пришлось снова выдержать этот ураган женской истерики радости и слез, но не долго. Не выдержав, я сказал:

— Может, поговорим в дороге? Нам выдвигаться пора.

— Да, конечно, — кивнула та и, еще раз обернувшись, счастливо осмотрела меня с ног до головы и направилась к выходу. Вышла она вместе с обнявшей ее Селезневой.

Попрощавшись с командирами, я вместе с ними вышел на улицу, где толпилось довольно порядочно народу. Были женщины, дети, старики и старушки, в руках они держали узлы и другие вещи, что несли на себе. Многие были в откровенно ветхой одежде.

— Теть Нин, Маш, вы ко мне. Сейчас открою танк. Остальных в грузовик и машину. Узлы в кузов машины, — принялся я командовать.

С уборкой я еще не закончил, поэтому сложил в кузов все, что оставалось в десантном отсеке бронетранспортера, и отпустил сиденья, велев рассаживаться. Тетя Нина сама, без посторонней помощи, через командирский люк башни забралась в танк, следом туда залезла Селезнева, которой я отдал свою шинель, а то ветхая куртка, что была на ней, ее совсем не грела. Они заняли сиденья командира танка и наводчика.

За пару минут мы распределили всех беженцев. В бронетранспортер втиснулось аж двадцать человек. Полноватых не было, дети сидели на коленях родителей, трое устроились в кабине «Ганомага». В кабину «Опеля» втиснулись четверо с двумя детьми. Однако осталась одна женщина с тремя детьми, места для которых не нашлось ни в бронетранспортере, ни в грузовике — не в кузов же ее садить, поэтому я решил усадить ее в салон танка, там было два свободных места, устроимся.

Приблудный пес не убежал, а сторожил меня у машин, поэтому я откинул борт грузовика и похлопал по полу:

— Прыгай, — велел я ему.

Тот, немного поколебавшись, все же запрыгнул, потом я закрыл борт и завязал брезент, женщина и дети уже были в танке, поэтому я, снова попрощавшись с командирами и забравшись через люк на свое место, чуть не придавил Шмеля. Он устроился в кресле механика-водителя, поэтому я передал его Селезневой и стал искать наушники. Свои я сразу нашел, они на спинке сиденья висели, потом достал другие, подсоединил их к бортовой сети танка и протянул мачехе и однокласснице, велев им надеть их и показав, как это делась. Свет в салоне был включен, и мы хорошо видели друг друга.

Запустив мотор танка, я дал ему немного прогреться, за два часа стоянки он успел остыть, немного поболтал с «экипажем», чтобы те привыкли, после чего медленно стронул танк с места. Веса прибавилось, поэтому шел он тяжело, набирая скорость.

Женщина-беженка сидела по правую руку от меня с двумя детьми на коленях, третий, десятилетний мальчуган, устроился на сиденье заряжающего — в общем, всем места нашлись. Так двигаясь на небольшой скорости, я и стал расспрашивать тетю Нину. Правда не на того напал, получившая надежду найти своих детей женщина буквально завалила меня вопросами. Пришлось описать, как я их нашел, как мы попали в Москву и как устроились. Про дом сказал, что купил его по случаю, что попалось, то и взял.

Быстрый переход