Про дом сказал, что купил его по случаю, что попалось, то и взял. Мол, не в нашем случае претендовать на хоромы. О школе рассказал, о том, как девчата конец лета и начало осени ухаживали за огородом, как делали запасы, отдыхали и бегали на речку. Как подарил Але на день рождения часы, та была счастлива. А также признался, что сестренки все же грустят, вспоминая о ней. Слушала та жадно, ловя каждое слово в шуме эфира.
Потом уже я начал расспрашивать ее о том, как так получилось, что она выжила. Оказывается, сестренки действительно видели, как погибают бегущие от пассажирского поезда люди под пулеметами и пушками немецких стервятников. Только мать их была чуть дальше. Очнулась она через час, с культей вместо левой руки. Руку срезало осколком около кисти. Какой-то седобородый мужчина профессорского вида успел наложить ей жгут на рану, останавливая кровь. Сам он сидел рядом. Мертвый. У него сердце остановилось от всего того, что он видел. Пожилой был.
Тетя смогла собраться с силами и встать, вся в крови и рваной форме она стала искать своих детей, разглядывая детские тела вокруг, их хватало. Как она не сошла тогда с ума, она сама не знала, но тут прибыли военные и медики из ближайшей части. Они начали собирать тела и оказывать помощь раненым, тем, что не могли идти, а ее отправили в госпиталь. Пробыла она там неделю, но после очередного прорыва его вместе с ранеными эвакуировали в Киев. Все это время тетя Нина искала дочерей. Ведь она их не нашла тогда у расстрелянного поезда. Значит, они были живы. Когда немцы прорвались к Киеву, была начата срочная эвакуация, и как и многие ходячие раненые, которых готовили к выписке, она решила идти пешком. Вот и пошла. А Селезневу она встретила, когда выходила из столицы Украины в потоке таких же беженцев. Случайная встреча, как и у нас тогда с сестренками на дороге. Вот и шли они уже две последние недели голодные и оборванные по военным дорогам Союза, слыша, как их догоняет канонада. Тетя Нина часто уставала и просто не могла успеть за другими беженцами, поэтому скорость их движения и была не такая уж большая. Подвозили на попутном транспорте их всего дважды, да и то на небольшие расстояния.
А Селезнева пояснила, как она тут оказалась. Практически история зеркально повторяла то, что случилось с тетей Ниной. Ее посадили на поезд, мать осталась с отцом, и отправили в Москву. Попала под налет, как и другие пассажиры, бежала от расстреливаемого с воздуха поезда, заблудилась в лесу, потом вышла на дорогу, долгими путями и приключениями добиралась до Киева и там загостила у знакомых отца. Но когда появились панические слухи о прорыве немцев, собралась и двинула пешком в сторону Москвы, все вокзалы были забиты людьми, и шансов сесть на поезд не было. Ну а дальше понятно, встретила бывшую соседку, очень обрадовалась знакомому лицу и всячески ей помогала в пути. В этом она была молодец, о чем я сказал вслух, поблагодарив ее.
Когда впереди показались дома нужного села, я даже удивился, за разговорами время пролетело просто незаметно. Три часа как не бывало, я даже забыл останавливаться, хотя хотел это делать раз в час, чтобы проверять, как там остальные пассажиры.
Когда Селезнева закончила рассказывать, как они с моей мачехой передвигались по дорогам и тропинкам, я сказал:
— Покрутило вас. Ну да ладно, теперь все беды позади. Доберемся до Москвы, там уже легче будет, свой дом как-никак. У меня жить будете.
— А мы там все поместимся? — спросила тетя Нина. Видимо, она по моим словам подумала, что я купил ветхий покосившийся домик.
— Поместитесь, — хмыкнул я. — Не сомневайтесь…
— Надеемся только.
— А вот и комитет по встрече, — пробормотал я, когда впереди трижды мигнули фонариком — все, как и договаривались. Четырежды мигнув в ответ, я продолжил движение.
Въехав на окраину села, я рассмотрел комитет по встрече, там стояли две машины, вроде «полуторка» и «эмка». |