— Это требует размышления и времени, — хмурясь, сказал граф, — я, может быть, совсем его не уступлю.

— Так нечего больше просить тебя?

— Подумаем.

— Но такие поступки, с таким человеком…

— Я судья моих действий, — сухо возразил граф. Они замолчали.

Альфред взялся за шляпу.

— Прощайте, — сказал он, — желаю вам покойной ночи.

— Как прощайте?

— Я выезжаю завтра утром.

— Почему это?

— Без всякой причины, милый дядя!

Граф сделал вид, будто рассердился, но, ничего не сказав, протянул руку и поклонился. Альфред вышел. Дядя потер руки, посмотрел на двери и сказал сам себе:

— Отлично, избавился от обоих разом! Что-то будет с Мизей?

И, снова отвесив поклон, потер руки и захохотал каким-то злым и бессловесным смехом.

VI

Альфред вышел от дяди рассерженный и смущенный и спешил возвратиться к себе, как вдруг в коридоре встретил Мизю, идущую прямо к нему.

По ее лицу можно было видеть, как она была взволнована.

— Я все слышала, — проговорила она быстро.

— Слышала?

— Вернись со мной.

— Куда?

— Пойдем еще раз к отцу, я надеюсь его убедить.

— Очень тебе благодарен от имени Евстафия и моего, — возразил Альфред, — но мне кажется, это напрасно. Если бы даже речь шла о жизни, и то я не стал бы просить два раза.

— Ты слишком горд, милый кузен, если бы дело шло о собственной жизни, так, но ведь здесь речь идет о чужой беде. Разве ты оставишь это дело, не испробовав всех средств к освобождению Евстафия?

— Ты слышала, я пробовал, — сказал Альфред.

— Позволь мне помочь тебе, мне кажется, что я буду полезным союзником.

— Попробуй, Мизя, но избавь меня от попыток.

— Я буду смелее, если ты пойдешь со мной, прошу тебя, пойдем.

Альфред остановился на минуту, подумал и повернулся.

— Готов к твоим услугам.

— Благодарю, идем.

Со спокойным видом отворила Мизя двери комнаты отца, который все еще ходил скорыми шагами взад и вперед, бормоча что-то про себя. Увидав ее с Альфредом, он остановился, пожал плечами и нахмурился.

— Я встретила Альфреда. Он хочет завтра утром ехать. Папа, что это значит? — спросила она.

— Не знаю, — отвечал смущенный граф, — ничего не понимаю.

— Дорогой папа, это не натурально, растолкуй мне, пожалуйста. Я очень рассчитывала на приезд этих панов, а они едва показались, как уже оставляют нас. Прошу тебя, растолкуй мне это.

— Я не могу принуждать Альфреда, который сказал мне, что он уже совершеннолетний.

— Но в чем же дело? — прервала Мизя с нетерпением. — Здесь есть какое-то недоразумение.

— А, — добавил граф, топая ногой, — не притворяйся, ты знаешь хорошо. Речь идет об Остапе, из которого хотели сделать барина, чтобы он когда-нибудь отблагодарил нас, как Гонта-Потоцких. Но из этого ничего не будет.

— Милый папа, — спросила Мизя, — что ты думаешь предпринять с Остапом? Маменька, умирая, препоручила его мне, я его покровительница. Меня он еще более интересует, и я хочу знать, что ты с ним сделаешь.

— Я тебе расскажу, — произнес Альфред. — Присланный ко мне управляющий принес ему приказание, чтобы он завтра рано ехал в жидовской фураманке в Белую Гору, где должен заменить фельдшера Мошку, с жалованьем в сто золотых в год, квартира ему будет отведена в одной из крестьянских изб.