„Я спал уже под лодкой, и первое, что я помню — это был какой-то барабанящий звук, как будто тысячи камешков стучат в мою лодку; затем я почувствовал, что через меня льется поток холодной воды. К счастью еще, что яйцо было спрятано в песке довольно далеко от берега. Мне снилось, будто я нахожусь в Антананариве; приподнявшись, я начал звать Интоши, чтобы спросить, что это за дьявольщина такая, и даже шарил около себя рукою в поисках за стулом, где у меня всегда на ночь кладутся спички. Конечно, я скоро пришел в себя и понял, где нахожусь. Волны сверкали от фосфоресценции и вздымались предо мною, как будто желая поглотить меня; все остальное было погружено в такой мрак, как будто на весь мир был накинут громадный черный колпак. Ветер отчаянно завывал. Тучи, казалось, хотят сесть на самую вашу голову, и дождь лил, как будто в небе образовалась дыра, и вода собирается затопить всю землю. Внезапно предо мною поднялся гигантский вал, шипя и извиваясь подобно разъяренной змее — насилу я убежал от него. Но сейчас же я вспомнил о челноке и бросился назад, как только вал разбился и вода стала отступать, но челнока уже не было. Тогда я пошел посмотреть, что делается с яйцом; оказалось, что оно лежит в полной сохранности там, куда не могла достигнуть даже самая большая волна. Всю остальную часть ночи я так и просидел, прижавшись к этому яйцу, как к товарищу. Боже, что это была за ночь!

„Буря кончилась еще до рассвета. Когда взошло солнце, на небе не оставалось ни клочка туч, а весь берег был усыпан обломками и досками — все, что осталось от моей несчастной лодки. Однако же, несчастье это дало мне, по крайней мере, какую-нибудь работу; пользуясь тем, что волны не все еще раздробили в щепу, я выбрал несколько обломков побольше и устроил что-то вроде навеса, могущего предохранить от непогоды. И в этот именно день из яйца выклюнулся цыпленок.

„Он выклюнулся, сэр, в то время, когда голова моя лежала на яйце, как на подушке во время сна. Услышав писк и почувствовав какую-то возню, я проснулся и, приподнявшись, увидел, что кончик яйца пробит и из дырочки выглядывает какая-то странная бурого цвета голова с глазами, уставившимися на меня. О, Боже, — воскликнул я, — что же, милости просим! Последовало еще одно усилие, и вот он появился на свет.

«Это было премилое маленькое создание ростом с небольшую курицу и очень похожее на всех других птенцов, только крупнее. Перья у него были грязно-бурого цвета и первое время даже и не были похожи на перья, а скорее на какие-то пушистые волосы. Я просто не в состоянии объяснить вам, с каким восхищением я глядел на него. Теперь у меня был товарищ. Он посмотрел на меня, моргнул глазом, как курица, пискнул и тотчас же принялся клевать, как будто родиться на 300 лет позднее, чем следовало, для него было делом весьма обычным. „Рад вас видеть, м-р Пятница!“ — сказал я. — Дело в том, что как только я еще в лодке заметил, что яйцо насижено, то сейчас же решил, что если из него выведется цыпленок, то будет назван Пятницей. Сначала меня тревожил вопрос о его корме и для пробы я дал ему кусок сырой рыбы-попугая. Проглотив, он открыл клюв, как бы требуя еще. Я очень обрадовался, так как в противном случае мне ничего другого не оставалось бы, как съесть его.