|
Они тоже нас узнали, поняли, что мы свои, но испугались -- во что нас превратила гражданская война -- и, конечно, приготовились к капитуляции. Свою девушку я сразу увидел, в первом же купе, ее личико и острые плечики, у меня, милейший, просто голова закружилась, когда я понял, что это моя девушка, не знаю, откуда только наглость взялась, но я почти сразу пригласил ее в тамбур, и она тут же встала и пошла за мной. В тамбуре были мешки с углем, я постелил на них свою шинель, а винтовку поставил рядом. Я подсадил ее на мешки, она подняла юбку. Никогда, ни до, ни после, я острее не чувствовал физической любви. Поезд остановился на каком-то полустанке, какие-то мужики пытались разбить стекло и влезть в тамбур, но я показывал им винтовку и продолжал любить мою девушку. Мужики тогда поняли, что происходит, и хохотали за стеклом. Она, к счастью, этого не видела, она сидела спиной к ним на мешках. -- Потом ты ее потерял? -- спросил Антон. -- Да, потерял надолго, -- сказал дед Арсений. -- Я встретил ее много лет спустя, в 1931 году в Ницце. -- Кто же она? -- спросил Антон. -- Вот она. -- Дед Арсений показал на портрет своей покойной жены, матери Андрея. -- Бабка!?! -- вскричал Антон. -- Арсений, неужели это была моя бабушка? -- Sure, -- смущенно сказал дед почему-то по-английски. II. Программа "Время" Татьяна Лунина вернулась из Крыма в Москву утром, а вечером уже появилась на "голубых экранах". Помимо своей основной тренерской работы в юниорской сборной по легкой атлетике, она была еще и одним из семи спортивных комментаторов программы "Время", то есть она, Татьяна сия, была личностью весьма популярной. Непревзойденная в прошлом барьеристка -- восемьдесят метров сумасшедших взмахов чудеснейших и вечно загорелых ног, полет рыжей шевелюры и финишный порыв грудью к заветной ленточке, -- она унесла из спорта и рекорд, и чемпионское звание, и если звание, что естественно, на следующий год отошло к другой девчонке, то рекорд держался чуть ли не десять лет, только в прошлом году был побит. Она вернулась в Москву взбаламученная неожиданным свиданием с Андреем (ведь решено было еще год назад больше не встречаться, и вот все снова), весь полет думала о нем, даже иногда вздрагивала, когда думала о нем с закрытыми глазами, а глаза и открывать-то не хотелось, она просто обо всем на свете позабыла, кроме Андрея, и уж прежде всего позабыла о своем законном "супруге", "супружнике" или, как она его попросту называла. -- "СУП". Однако он-то о ней, как обычно, не забыл, и первое, что она выделила из толпы за таможенным барьером, была статная фигура "супруга"-десятиборца. Приехал встречать на своей "Волге", со всем своим набором московского шика: замшевым пиджаком, часами "сейко", сигаретами "винстон", зажигалкой "ронсон", портфелем "дипломат" и маленькой сумочкой на запястье, так называемой "педерасткой". Чемоданчиком своим, поглядыванием на "сейку", чирканьем "ронсоном", а также озабоченным туповато-быковатым взглядом муж как бы показывал всем окружающим, возможным знакомым, а может быть, и самому себе, что он здесь чуть ли не случайно, просто, дескать, выдался часок свободного времени, вот и решил катануть в Шереметьево встретить "супружницу". Тане, однако, достаточно было одного взгляда, чтобы понять, как он ее ждет, с каким подсасыванием внизу живота, как всегда, предвкушает. Достаточно было одного взгляда, чтобы вспомнить о пятнадцатилетних "отношениях", обо всем этом: медленное, размеренное раздевание, притрагивание к соскам и к косточкам на бедрах, нарастающий с каждой минутой зажим, дрожь его сокрушительной похоти и свою собственную мерзейшую сладость. |
