Ему надо было ей в глаза смотреть. Надо было увидеть в них то, что происходит у нее в душе. Телефон тут плохой помощник. А ну как она и слушать его не захочет по телефону? А может, и трубку брать не будет, если увидит, чей номер высветился?
Как объяснить Кате все: Танечку эту, будь она трижды неладна, свое поведение, трусость, наконец, свою, слабость и бессилие? Как?
Он знал только одно: если бы ситуация в делах не переломилась в его сторону так резко, он бы не приехал прямо из аэропорта к Катерине. Но как объяснить это ей? Как сделать, чтобы она поняла, что есть мужское самолюбие, которое не позволило ему поступить тогда иначе?
Он знал, что скажет ему Катя. Догадывался. На одну чашу весов он положил любовь, на другую — деньги. И по всему выходило, что перевесила вторая. Получается, что чувства он оценил в рублях. Или в долларах. В данном случае не важно. И тут Катя была совершенно права.
Неправа она была только в одном, в том, чего она не знала и никогда не могла знать, так как никогда не была мужчиной и никогда не занималась бизнесом. Это были не просто деньги. Это было его дело. Более того, это был его ребенок, потому что ничего в этой жизни само собой в руки ему не упало. Всего он добился сам. Тот случай, когда и о больших деньгах не стыдно сказать, что они «заработаны».
И вот этого ребенка у Васильева бесстыжим образом украли. Оставили с носом. Выбили почву из-под ног. Кто-то бы в его случае с радостью оперся на женское плечо и поплакал в жилетку подруги. А он не мог. Не умел. И не хотел висеть на ней гирей. Да сюда же еще шаткое состояние здоровья прибавить. Ну и Танечка с ее откровениями — еще тот «плюс». Как говорил Васильев в таком случае, пацан так грязен, что проще нового родить, чем этого отмыть…
Васильев запутался сам в своих вопросах. Сколько раз говорил себе, что решать их надо по мере поступления, чтобы не засорять мозги ненужными мыслями, а вот сидит же и пытается разобраться в проблеме, не зная на самом деле, есть она или нет.
Васильев глубоко вдохнул и нажал на кнопку. Прижав трубку к уху, он ждал соединения, но вместо него услышал равнодушный вежливый голос: «Абонент не отвечает или временно недоступен».
Он позвонил, наверно, десять раз и все безрезультатно. Он набирал и набирал знакомый номер по инерции и знал, что не услышит сегодня Катино «алло?!». Чувствовал. Или «чуЙствовал»…
Он сидел на ступеньках лестницы допоздна. Где-то внутри между этажами курсировал лифт, приезжали и уезжали люди, но ни разу двери лифта не открылись на восьмом. Кати не было.
Набрав ее номер в последний раз, и услышав там то, что и ожидал — «Абонент не отвечает или временно недоступен», — Васильев встал с холодных ступенек, вызвал лифт. Он слышал, как где-то совсем недалеко, наверно, двумя этажами выше, открылась и снова закрылась дверь, провернулся ключ в замке, и по лестнице зашлепали комнатные тапочки.
В это время распахнулись двери лифта, Васильев посмотрел на пакет с цветком, сиротливо прижавшийся в углу у Катерининой двери, махнул рукой и надавил кнопку первого этажа.
…Пакет у двери в Катину квартиру Лара увидела сразу, едва сбежала вниз по лестнице. Она осторожно подошла к нему, прислушалась. Никаких звуков. Пакет как пакет. Лара осторожно, одним пальчиком, потянула за ручку. Он слегка раскрылся и внутри показался бумажный сверток.
— Что за черт?! — Всегда, когда волновалась, Лара разговаривала сама с собой.
Она внимательно осмотрела дверь. Открыть ее и не потревожить непонятный чужой пакет было невозможно. Лезть в него ей категорически не хотелось. Когда столько случаев терроризма в стране и людей на каждом шагу предупреждают не открывать найденные сумки и коробки, то поневоле будешь прислушиваться. |